Галина Гончарова - Айшет. Магия чувств [СИ]

Потом стоянка, которая, кстати, оплачивается капитаном, погрузка или новый фрахт… и опять. Карантин, на всякий случай, на те же пять дней, чтобы не выпускать из порта заведомо больных людей. В море-то ни мага, ни толкового лекаря, помочь некому будет, ну и таможня…

Порядки в Раденоре драконовские, но люди сильно не ворчат. Его величество таких ворчащих не понимает и может разъяснить свою позицию. К примеру, запретом на посещение Алетара.

Что важно для меня – ведутся записи на все корабли, которые есть в порту.

– «Буревестник»? – посмотрел на меня таможенник.

– Да.

– Есть такой… Дайте посмотреть… ага. «Буревестник». На карантине.

– Прибыл – или отплывает? – деловито спросила я.

– Отплывает с грузом зерна через три дня. Два дня он уже на карантине.

– А где он стоит?

Я без зазрения совести пользовалась своей бляхой расследователя и правом задавать вопросы. Может, мне это для дела нужно.

Чиновник помялся, но ответил.

– Третий док, шестой квадрат.

Что это такое, я выудила из его разума. И даже примерное место расположения и внешний вид «Буревестника».

– Благодарю вас.

– Вы хотите побеседовать с кем-то с корабля?

– Я убедилась, что они не могли быть на месте преступления. Этого достаточно, – махнула я рукой. – Благодарю вас…

Сильно я на разум не воздействовала. Ни к чему. Но вот отвести глаза, чуть потереть эту встречу… чтобы человек отвечал не: «Меня недавно расспрашивала Шайна Истар, и ей это было важно», а, к примеру: «Да, кажется, меня кто-то спрашивал… сто лет назад, или упоминалось о корабле…» Но так, мимоходом, словно это и неважно было. И не нужно.

Третий док, шестой квадрат.

Уже темнело, когда я добралась домой. И под негодующим взглядом Корса принялась жевать кашу. Больше дома все равно ничего не было.

– Ну и где тебя весь день носило?

– Лучше спроси, где меня будет носить ночью, – ухмыльнулась я.

– Где?

– Пойду узнавать, что случилось с нашими родителями.

– Шани? Ну-ка рассказывай, – не хуже клеща в попу, вцепился в меня братец. Пришлось объясняться.

– Я не знаю, на какой корабль сели родители, но знаю, что трей Сирант хорошо заплатил капитану «Буревестника» за двоих людей. Мужчину и женщину. Я знаю, что «Буревестник» шел в Раденор. А мамы с папой до сих пор здесь нет…

Корс побледнел, словно я его мелом посыпала.

– И ты мне только сейчас об этом говоришь?

– А когда мне надо было сказать? – Я искренне не понимала возмущения брата. – Это же не факты, так, подозрения.

– У тебя? Простые подозрения?

– У меня, – вздохнула я. – Знаешь, магия разума решает далеко не все проблемы. Даже половину не решает…

Корс смотрел все так же обиженно, и я не удержалась. Притянула братца к себе, чмокнула в макушку, потерлась щекой о непокорные вихры.

– Солнышко, ну что я могла сказать? Вот если сегодня все выяснится, тогда мы поговорим уже всерьез. А пока… подозрения к делу не пришьешь.

– Ты уже говоришь, как расследователи.

– Мне нравится эта работа.

– Правда?

– Да, – и я не лгала. – Она жестокая, грязная, кровавая, но для меня – в самый раз. Мне нравится останавливать подонков и негодяев. Мне это нравится. А что не всегда получается – дайте опыта набраться. Я буду стараться. Я буду очень стараться – и я справлюсь. Я обещаю.

Корс не хотел отпускать меня одну.

Но… куда ему со мной? Как маг разума, я могу вывернуться там, где мы вляпаемся вместе. С треском и блеском.

Довод разума был принят, и братик нехотя отпустил меня.

Я завернулась в длинный кожаный плащ и вышла из дома.

Темнота. Ночь, кое-где горят масляные фонари, скорее подчеркивая темноту, чем рассеивая ее. Я иду по улицам Алетара и слушаю город.

Ветер приносит мне обрывки чужих мыслей, чужих слов, радости и боли, печалей и улыбок… я не должна ни во что вмешиваться, но я живая. Здесь и сейчас я чувствую себя, как моллюск, которого вытащили из надежной раковины, и когда из одного дома на меня несется волна боли, я не выдерживаю.

Оттуда не кричат, не шумят, двери и ставни надежно сдерживают внутри шум, но не боль, нет, не боль. А болью от домика просто тянет.

Еще вчера я прошла бы мимо. Что поменялось сегодня?

Что?

Я не знаю. Но делаю три шага.

Мокрая трава в палисаднике хлещет по плащу, бронзовое тяжелое кольцо уверено ложится в руку. И я стучу в дверь.

Открывают мне не сразу.

А когда открывают…

Здоровенный мужик стоит на пороге. Он пьян от собственной безнаказанности, от злой силы, от удовлетворенной ярости… на меня словно волна накатывает. Как сегодня, на берегу.

Я вижу все в его разуме.

Богатая семья, жена – из семьи бедной, выдали замуж, чтобы с голоду вовсе не помереть, год все было хорошо, как затяжелела, так мужик сына ждал, продолжателя. А получил девку.

Как тут жену не поучить?

Да и непослушлива она, не услужлива, сапог не снимет, ноги мужу не вымоет, а он ведь благодетель, он ее из нищеты, почитай, с помойки вытащил…

Ну и учить стал.

То кулаками, то плеткой, а как девчонка ребенка скинула, так и считай, каждый день. Мысль, что это по его вине произошло…

А сейчас-то и вовсе…

Ребенок, он ведь лезет везде, не понимая. Вот и скинула малышка вазу, доброй тещей подаренную. Папаша за ремень, жена его за руки хватать, вот и получила. И за дочь, и за себя…

Получила бы полной мерой, но тут я постучала.

– Тебе чего надо, девка?

Я улыбаюсь. И знаю, что сейчас из моих глаз смотрит смерть.

– Ничего. Уже – ничего.

Я не отнимаю у него жизнь. Это слишком легко, выжечь разум, убить…

Вместо этого я вытаскиваю из его разума самое худшее детское воспоминание.

Все негодяи когда-то были маленькими, все… и этот – тоже. Когда-то он мучил щенка. Мальчишки поймали его за этим делом и сильно поколотили. Так, что он кровавые сопли месяц размазывал.

Жаль, урок пошел не впрок.

Сейчас я верну ему эту боль. Эту беспомощность, это отчаяние жертвы…

В пальцах рассыпается пеплом небольшой аметист.

Надолго ли хватит воздействия?

На месяц. Если он за это время сойдет с ума, пусть так и остается. А если нет… чтобы снять мое заклинание, он должен осознать лишь одно.

Другим тоже больно.

А когда понимаешь, что все живые, что другим людям так же больно, как и тебе… нет, ты уже не причинишь вреда. Ты не сможешь никого обидеть.

Тебе тоже будет плохо от причиненной боли.

– Стин?

Голос раздается за спиной бородача. Я резко опускаю капюшон так, что на виду остаются лишь губы. Из комнаты появляется молодая женщина… почти девчонка.

– Все в порядке, – тихо шепчу я ей. – Он тебя больше не обидит…

– Ты?..

Я знаю, что она хочет спросить, но смысла разговаривать и уговаривать не вижу.