Галина Гончарова - Айшет. Магия чувств [СИ]

Минут через десять все успокаивается, и королевский постельничий смотрит на меня с признательностью.

– Спасибо, госпожа Истар.

Я огорченно развожу руками.

– Простите меня… вы рано благодарите.

– Вот как?

– Почему?

– Потому что сама по себе она ничего не получает. Только лишается всего. – Я действительно огорчаюсь. Я принесу в этот дом еще одно горе, но выбора нет.

Мужчины переглядываются. И быстро соображают.

– Сообщник? – коротко спрашивает барон.

Я почти с сочувствием оглядываю барона. Бедняга. Хоть и цапля… цапель? Как это о мужчине можно сказать? Аист? Мне становится его просто жалко.

– Барон, могу я поговорить с вашим сыном?

– Почему нет? Вы считаете…

Произнести эти слова он не может. Не хочет.

Я качаю головой.

– Я пока не знаю. Дайте мне с ним поговорить.

Мужчины мрачнеют. Но вина компаньонки почти доказана. Им остается только поверить мне и подождать.

Сын вскоре появляется в кабинете, к сожалению, не один. Его сопровождает госпожа баронесса.

– Лидия, – приподнимается господин барон.

– Это мой сын, – ледяным тоном отвечает дама.

Барон только вздыхает.

– Что ж… Госпожа Истар, прошу вас.

Я пользуюсь разрешением и принимаюсь расспрашивать молодого человека, прямо в присутствии его матери. Грубо, в лоб. Ему по самоконтролю далеко до подельницы, он уже нервничает, я же вижу… Как вы относились к бабушке? Как вы относитесь к ее компаньонке? Давно ли вы стали любовниками? Вас видели вместе на симпатичном постоялом дворе…

Барон, понимая, к чему идет дело, поднимает руку.

– Шайна, прошу вас…

Я на миг задерживаю вопрос.

– Лидия, ты все еще хочешь это слышать?

– Это мой сын, – горько поджимает губы баронесса. – Если он на такое способен… сын?

Юноша качает головой, но бегающие глаза уже не могут никого обмануть. Загнанные в угол крысы выглядят так жалко…

– Шайна…

Барон уже махнул рукой на правила приличия, и я вновь атакую.

Что именно вы покупали в лавке травницы? Да, той самой, старой Ильмы? Вас и там видели!

Никто его, конечно, не видел, но мысли у парня все наружу.

Бабка старая, деньги большие, компаньонку он пригрел, чтобы та ему о всех бабкиных планах доносила. А когда узнал, что старуха намерена деньги из семьи увести, считай, его сестре, да второй внучке приданое дать, тогда и решил ее притравить.

Компаньонке тоже достается.

Собака – ее рук дело. Она яд в молоко подливала, баронесса собаку любила, поила из одной чашки с собой. Собаке-то меньше надо… старуха не дурой была. Умной, злой… поняла, что ее травят, а кто – не знала. Всех подозревала, всех стереглась, и не помогло.

Яд купил мужчина. Яд подлила женщина.

Кто виноват?

Я вздыхаю, кладу бумагу на стол, смотрю на печальных аистов.

– Господа?

И барон, и его дядя выглядят так, словно я их поленом по голове отоварила. Баронесса плачет. Вряд ли о свекрови, скорее о себе. Она понимает, что сейчас бабка, завтра отец или мать… кто грань преступил раз, тот и на второй не задумается. Тяжко такое о близких-то узнавать, и тяжко, и гадко…

Молодой человек не дергается. Понимает, что уже поздно, слово сказано. Отравить родную бабку… это – не гадко. Это хуже.

Барон трет лицо руками.

– Шайна… я сейчас прикажу, чтобы их обоих закрыли где… вы сейчас в стражу?

Я медленно опускаю голову.

Я знаю, что задумал барон. И… я дам ему это время.

Чтобы дойти до работы, переписать два документа набело и попасть на прием к господину Каллену, мне понадобилось около двух часов.

Начальник проглядел их и аж подскочил.

– Т-ты…

– Я все написала, как мне сказали, – похлопала я глазками.

– А негодяи где?

– Под замком сидят, господи барон обещал их страже передать, как только та явится.

– Сейчас пошлю, – чуть успокоился господин Каллен. – Ну, Шайна…

Я развела руками.

Нукай, не нукай, а телегу не повезу. Но именно эту работу я могу сделать. И лучше твоих ребят, которые десять лет пробегали. Нечестно? Пользуюсь своим преимуществом? А что тут честного? Кто-то мужчина, кто-то женщина. Кто-то маг, а кто-то не маг. Для меня моя магия, как дыхание, что ж теперь – и не дышать? Небось, мужчины не считают зазорным, что они сильнее?

Вечером господин Каллен сильно ругался.

Компаньонку ему отдали. А у внучка оказался при себе яд, тот самый. Он и решил его выпить. Знал, что не помилуют. Яд оказался хорошим, качественным, так что досталось начальнику только тело. Увы…

Дом в трауре, впрочем, там его по баронессе и не носили особо, а вот сейчас все в черном. Все в грусти и печали, а я в это дело лезть не собираюсь. Хотя подозрения есть и у меня, и у господина Каллена, но мы молчим и будем помалкивать дальше.

Иногда так правильно.

И если кто не в курсе, за доказанное убийство родного человека в Алетаре вешают. Поднявший руку на близкую родню здесь считается хуже бешеного пса. Оправданием могут послужить лишь серьезные смягчающие обстоятельства, но здесь таких точно нет. Просто кто-то – жадная гнусная мразь.

Я получаю похвалу от начальства и два дня отдыха.

Через два дня господин Каллен выкладывает передо мной новую папку.

На этот раз совсем простое дело, не убийство, ничего…

Пропала брошь. Пропала она у жены купца, и брошь-то не так, чтобы дорогая, но как память о матери она бесценна. Женщина умоляет найти, муж заплатил денег… о последнем мне господин Каллен не говорил, но зато думал.

А процент не предложил, нехороший человек. Попробовать его раскачать на премию?

Нет, не стоит. Я и так новичок, если еще начну демонстрировать знания, которых у меня быть не должно, лучше не будет.

И я отправляюсь в дом купца.

Там дым коромыслом. Купчиха, дородная дама лет сорока, действительно искренне горюет о потерянной броши. Ей мать передала, сказала, от бабки, от прабабки, дочери передашь, а она… дура безмозглая… не уберегла, проворонила, клювом прощелкала…

Начинаю осторожно расспрашивать и выуживаю из ее мыслей картинку броши.

Я, конечно, не ювелир. Но подозреваю, что крупный аметист, хоть и в золоте, много стоить не будет. Особенно у скупщика.

Чем хороша память человеческая, человек может и не помнить о своих поступках. Осознанно – не помнить. К примеру, ты приходишь домой, снимаешь перчатки, кладешь их в ящик комода. А потом начинаешь искать НА комоде. Ты ведь их не убирал… ты этого не помнишь.

А руки сделали. И с тобой не посоветовались.

Да, и такое бывает.

Но купчиха ничего с брошью не делала, это точно. Лежала брошка вместе с остальными драгоценностями, она ее и не носила так, чтобы часто, перебирала вместе с другими побрякушками.

Я начинаю расспрашивать мужа, детей, слуг, служанок, вообще всех, кто бывал в доме… но никто не брал! Никому эта брошь не была нужна, ни даром, ни с доплатой, ни по вертикали…