Игорь Гардер - Демон Чернокнижник

На арене проводились также и групповые бои: два на два, пять на пять и даже десять на десять. Вот в последних двух вариантах рулили уже гномы. Эти коротышки завернули себя в железо по самое не балуйся и ощетинились алебардами. Про оружие дальнего боя тоже не забыли. Арбалеты у них вне конкуренции. Мало того что многозарядные, так еще и комбинированные: снизу мощная дуга для одного пробного выстрела, а сверху коробочка для зарядов, которая чем-то напоминала китайский многозарядный арбалет чо-ко-ну, только более усовершенствованный. Гномы виртуозно умели ими пользоваться и часто выбивали своих противников ещё на подходе. Из-за них на групповых боях нам приходилось таскать здоровые ростовые щиты.

К моему удивлению, народ очень часто ходил на арену сражаться, ладно ещё, кто побеждал часто, но я не понимал упорства тех, кого раз за разом убивали. А оказалось, в бонусах собака зарыта: если умирать часто, то снижается болевой порог, вот народ и пользовался системой. С низким болевым порогом они усиленно раскручивали свои характеристики, одно плохо: нельзя специально «сливать» бой, система как-то это контролирует. Но русские перестанут быть русскими, если не найдут лазейку. Просто выбираешь более сильных противников и с честной совестью и хитрой икринкой в глазах вызываешь того на бой. И ему лишняя победа не помешает: за определенное количество побед гладиатор может поставить себе специальную татушку с дополнительными характеристиками. Вот и получается, что все выигрывают, даже проигравший имеет свои плюсики.

– Дядя демон! Дядя демон!– разбудил меня посреди ночи детский голос. – Дядя демон, а почему ты не спас меня? Мама говорила, что ты придёшь и опять нас спасешь, а ты не пришёл! Мне было больно, а ты не пришёл! Я тебя звала, звала, а ты не пришёл! – почти плача, произнесла девочка лет пяти.

– Да что происходит? Кто ты и что делаешь посреди ночи в моей палатке? Где твои родители? – начал я задавать вопросы, толком ничего не понимая.

– Я Катя! – начав плакать, сказала она. – У меня горлышко болит, и ручки с ножками тоже, подуй на них, – попросила она со слезами на глазах. – Мама всегда так делала!

Тут я заметил, что у девочки перерезано горло, пробиты руки и ноги, и сама она была полупрозрачная.

– Кто? Где? – с трудом проглотив ком, спросил я, нежно беря её на руки.

– Там! – показала она. – Дядя демон, мне больно! Подуй, пожалуйста! – произнесла она со слезами.

– Боги! Мать вашу за душу, где вы? Куда вы смотрите, раз позволяете такому твориться?! – не удержал я крик души. – Потерпи маленькая, я что-нибудь придумаю! – прошептал, старательно и нежно дуя на страшные раны ребёнка. Сам побежал к храму, сбивая с ног прохожих и всех, кто выскочил на мой крик.

– Батюшка! Батюшка! – взревел я во всё горло, стоя на обломках двери у порога церкви. Какой идиот закрывает двери храма на засов? Если человеку плохо, как он попадёт в храм, или бог принимает молитвы только в светлое время суток?

– Что случилось? – спросил какой-то служка в помятой сутане и весь заспанный.

– Где святой отец? Где пастырь? – взревел я, подбегая к нему.

– Сейчас, сейчас, – испуганно залепетал он, увидев призрак окровавленной девочки, что прижималась ко мне.

– Что здесь происходит? Это храм божий, а вы, охальники, двери выбили да с оружием в церковь ворвались… – Священник оборвал свою речь, разглядев ребёнка у меня на руках. Надо отдать ему должное, он сразу сориентировался в ситуации. Подобрав сутану, стал носиться по церкви, что-то хватая в разных её частях.

– Давай к иконе Деве Марии с младенцем! Да встань ты на колени, бестолочь! – рявкнул он на меня. – Что стоишь, олух царя небесного? – прикрикнул он на служку. – Крест, Библию и налей воды в купальню. Её надо окрестить, – объяснил он мне свои действия. – Она не крещеная, надо покрестить, и тогда её душа попадёт в райские кущи.

– Не надо, – вдруг раздался чей-то спокойный голос, и с одной из икон сошел ангел. – Иди сюда, дитя, – прошептал он, протянув руку девочке.

– Где моя мама?! Я к маме хочу!!– заплакала она и прижалась ко мне.

– Твоя мама во тьме. Тебе нельзя к ней, Пойдём со мной, – произнес ангел, не убирая руки.

– Отпусти ребёнка, – тихо сказал мне священник.

– Иди с ним, – прошептал я девочке на ушко и сначала хотел поставить её на ноги, но мой взгляд упал на её окровавленные ноги. Встав с колен, протянул ребёнка ангелу.

– Дядя демон, а ты спасёшь моего братика? Он там остался, – махнула ручкой девочка, указывая направление.

– Он что, у плохих дядь остался? – уточнил я, с трудом подавляя ярость ,что накрывала меня.

– Да, с бабушкой. – Девчушка заплакала. Ангел взял её на руки и стал успокаивать, поглаживая. По девочке пробежал свет, и её раны исчезли. – Спасибо, дядя демон, мне больше не больно! – поблагодарила она почему-то меня, а не ангела.

– Помни о всёпрощении! – сказал мне ангел и растворился в иконе. Сама она претерпела кардинальные изменения: на ней исчезло прошлое изображение, и появился ангел, ведущий маленькую девочку с нимбом на голове и в окровавленном платье за руку в неведомую даль.

– Возрадуйтесь, люди, чудо произошло. Давайте помолимся, надо вознести благодарственную молитву!– И батюшка затянул молитву, которую подхватило множество голосов.

– Вы что, люди?!– обратился я к народу, что забил до отказа церковь. – Не время для молитв! Вы слышали, что ребёнок сказал? Там где-то её братик, мать вашу за душу! Другие дети тоже могут быть там, а вы тут молится собрались? Я не собираюсь сидеть, ребёнок за помощью к демону пришёл. Мать вашу, вы слышите, к демону. Что, я должен стоять на защите ваших детей, а вы тогда для чего? Для чего вам дана воля? Где в святом писании сказано, чтобы ваших детей резали, а вы молились? Подняли сваи задницы и пошли искать этих уродов.

– Всё в руках божьих! – произнёс батюшка. – Что тебе сказал ангел? Прощай врагов наших и возлюби ближнего, – ответил он за всех.

– Нихрена он такого не говорил! – резко произнес я. – Он сказал: «Помни о всепрощении», и это было сказано лишь для меня одного. Кто со мной, вершить праведный суд? Вперёд. – И я пошел прямо через толпу, что расступилась, пропуская меня. Забег по направлению, что указала девочка, был для меня сплошным темным пятном. Помню лишь, что мы шли напролом, никуда не сворачивая. Для нас не было другого пути, кроме прямого, и нас не останавливали ни закрытые двери, ни чужие дома. Все двери вылетали на раз, и после быстро осмотра помещения мы бежали дальше. Мы врывались через двери, выходили в окно на противоположной стороне, не теряя время. Не было окна – появлялся пролом в стене. Думать, сожалеть и восстанавливать всё будем завтра, сейчас нет времени. Город начал гудеть как улей, везде зажигались факелы, и люди расходились в разные стороны. Все искали пропавших детей, и толпа только росла, к ней присоединялись матери, отцы, абсолютно все жители. С разных концов города стали раздаваться крики, что то там, то тут пропали дети и целые семьи. Нарастала паника, и уже никто не контролировал процесс поиска. Там, где возникали конфликты и люди не желали пускать посторонних в дом, возникали быстрые схватки: толпа просто врывалась в этот дом, сминая несчастного отца семейства и шла дальше. Надо отметить, что многие сами присоединялись, как только узнавали причину. В срочном порядке всех детей и женщин отправляли в крепость, последние не всегда уходили. Да и более ярых поисковиков, чем матери, трудно было представить, они носились словно фурии по квартирам, подвалам и не пропускали ни одной выемки. Город кипел, бурлил и напоминал котёл, что вот-вот готов взорваться.