Валерий Гуминский - Серое братство

— Философ, — Мастер даже растерялся, — ты не понимаешь, что я тебе предлагаю? Егерь дал строгий наказ — беречь тебя. Извини, парень, но ты — не самый выдающийся боец Братства. Так почему я берегу тебя как девку на выданье? Почему такие почести щенку, а не мне, старому волку? Смотри сюда! Я тебе говорю: уходи в Сангар. Мастер останется в Степи, потому что свою миссию на земле он выполнил. Передашь Егерю, что я не держу зла ни на кого. Все. Устал я. Ты молод, способный. Женишься, будешь править Ваграмом. Забудь о Братстве, уходи к людям, будь как все. Поэт и Егерь не смогли вовремя соскочить с повозки — так ты уж постарайся.

«Благородство всегда подводило Вадигоров», — вспомнил я слова Брюнхильды на «Морском Льве». Я не был благороден по своей сути, потому что обманывал ради победы, ради целей и идей, которых придерживалось Братство. Потому что не спасал мир только из-за чести своего Ордена. Мы не играли в рыцарей, способных жертвовать своими жизнями ради десятки трусливых обывателей или спесивых властителей в лице графов, лордов или королей. Из всех ситуаций мы выжимали тот сок, который пило только наше Братство. Я понял игру и старался не ломать и не изменять правила. Мастер предлагал мне наилучший выход, исходя из этих правил. Из двух воинов стаи один мог выжить и принести пользы больше, чем все взятые. Спасая меня, он напоследок давал мне возможность самому почувствовать единство Ордена, дух единомышленника, то, без чего невозможно победить. Вот ради этого и существуют рыцари Серого Братства. Меня же ждала Корона Мира, которую я не хотел, но в то же время чувствовал ее притяжение. Она стала звать меня, затмевая образ Лации. С холодной отрешенностью я подумал, что образ девушки несколько стерся в моей памяти, а чувства, будоражившие кровь, улеглись на дно, покрылись жалкой тиной забвения. И уже нет сил вырваться из предательской грязи, ласково обволакивающей меня все плотнее и плотнее.

Я вздрогнул. Чья-то тяжелая рука легла на мое плечо. Голос барона Афлега встряхнул меня.

— Он верно говорит, Вадигор. Не строй из себя героя, которому стыдно бросить друзей. Я бы ушел — честно. На кону не только жизнь королевы — судьба Ваграма. Королева Лация — это красивый символ всех жителей страны, который придает им силы. Сыграй, сынок, на их чувствах, верни им надежду. Пусть они думают, что еще не перевелись герои. Дай им восторгаться тобой. Просто взамен ты возьмешь замечательную девушку в жены, и с ней власть над обывателями, над Ваграмом. Лация сама отдаст корону Вадигору. Я в этом уверен.

Какую из двух корон?

Почему-то никто не предполагает иной ход событий. Чем может закончиться встреча королевы Лации из рода Одемиров с последним из рода Вадигоров? Даже я не предскажу дальнейших событий. А уверенность, что я увижу Лацию живой, крепла. Не знаю, на чем была основана такая уверенность: то ли предчувствие, то ли умение заглядывать в своих снах в будущее — нет, не скажу. А в груди разрастался горячий ком, нестерпимо жег и выпирал наружу. И мне хотелось вонзить шпоры своему коню и мчаться, не разбирая дороги, чтобы жаркий ветер бил в лицо, чтобы не думать, что между мной и королевой незримо присутствовала Корона Мира, будь она трижды проклята…..

Копыта лошадей, обернутые тряпками, неслышно ступали по жесткому ковру степных трав, побитых солнцем. Ни одна уздечка не звякала, ни один голос или редкий кашель не сорвался с губ. Восемьдесят человек один за другим исчезали в ночи. Я внимательно провожал каждого, кто молчаливой тенью проезжал мимо меня; с ними мне придется или лечь в далеких и чужих землях, или победить. Вот Скотур, весело улыбаясь, махнул рукой. Шамир серьезно хмуря брови, степенно кивнул мне, дескать, я все понимаю, и не подведу тебя. Он сам вызвался в поход, горя желанием помахать своим ненасытным клинком. А вот и Корим. Парень светился от предстоящего приключения, не осознавая того ужаса, который ждет нас в походе. Но нам нужен был проводник, а к Марабаду у меня не лежала душа. Какой-то скользкий, ненадежный, он мог завести отряд прямо в лапы степняков — вот отчего холодная змея подозрения все время шевелилась под сердцем.

Я пропустил вперед всех, и уже собрался пристроиться следом, как из темноты возник Мастер. Он молча глядел поверх моей головы, а я не торопился прерывать тишину.

— Когда встретишь свою девчонку — уходи к нашим. Пересидите некоторое время в надежном схроне, а там видно будет. Может, вернетесь….

— Грядет война, страшная и беспощадная, — я сплюнул на землю, ощутив горечь во рту (то ли от полыни, то ли от степного сухотравья), — и отсидеться не удастся.

— Ну, тебя я знаю, — невесело усмехнулся Мастер. — Ты действительно не отсидишься. Каждая драка будет твоя. Что, проклинаешь нас и Братство, что завяз в капкане?

— Я вас ненавижу, — взглянул я в глаза Мастера. — Вы навязали мне свои жизненные принципы, ткнули носом в ту тропу, по которой я не хотел идти. Первое время я мечтал уничтожить всю вашу братию, но позже осмыслил происходящее и поблагодарил, что встряхнули меня и вытащили из обывательского болота. Может быть, когда-нибудь, в старости я сяду у огня и хорошо подумаю о том, что мог бы сделать без вас, и кем стал с вами.

— Не забывай о том, благодаря кому ты овладеешь властью над Ваграмом. И какой приз ты возьмешь.

— Ну, уж тебя-то я благодарить не буду. Бабка надвое сказала, — я взялся за узды. — Да и нужно ли это Братству?

— Нам ничего не нужно. У нас никогда ничего не было — и в то же время мы баснословно богаты. Но ведь никогда не помешает иметь своего короля в каком-нибудь государстве, чтобы в старости было где прислониться к домашнему очагу.

— И не надейтесь! Первым делом я выпну из дворца посланца Ордена, — я тронул коня, и Мастер уже в спину крикнул полушепотом:

— Тогда мы придем попозже, к твоим детям! Ты навечно в наших рядах, и детей своих воспитаешь так, как посчитаешь нужным. Ты всегда будешь с нами, Философ! Удачи тебе, брат! Передай Егерю, что я сожалею о своих глупых поступках. Я постараюсь исправить все, чтобы вы победили в будущей игре за Корону! Прощай!

Я уже отъехал на достаточное расстояние и ничего не стал говорить в ответ, и лишь прошептал себе под нос:

— Боюсь, эта игра никогда не закончится. А игры я давно разлюбил.

Пафлагония

Позади остался Финт с его крутыми стенами и грозными бойницами, обращенными большей частью в сторону высоких хребтов Драконьих Зубов. Суета многолюдного города улеглась за спинами небольшого отряда, и вновь потянулись унылые лиги Предгорного тракта, постепенно заползающего в долину, где сжалась в предчувствии удара маленькая крепость Раут. Военного присутствия здесь почему-то не ощущалось. Сонные улицы города-крепости, казалось, не оживали в течение всего дня. Егерь терялся в догадках над этим фактом. Ведь патриканцы не были настолько глупы, чтобы ослаблять порубежные крепости, несмотря на долгую войну с Алой Розой. От кочевых племен можно было ожидать большей беды, чем от доминиканцев, озлобленных долгой войной. На первый взгляд в Рауте находилось не более двухсот солдат и офицеров, выглядевших умиротворенными, словно они несли рутинную службу в мирное время. Неужели разведка Белой Розы ничего не знает о событиях, происходящих за Воротами? Ведь степняки в любой момент могут повернуть своих коней в обратную сторону от Ваграма и обрушиться на Пафлагонию. Егерь, будь он на месте великого кагана, сделал бы именно так.