Андрей Мороз - Рассвет

— Ну ладно, всё! — ярко блестнув их ледяной синью, подводит итог девушка, — Нам даже тяжким выбором терзаться не придется. Вы сами себя приговорили, черти! Пора заканчивать! И так из-за вас столько времени потеряли. Нурлан!

— Погоди, Оля! Отойдем на пару шагов, — По-мальчишески легко, полностью подтверждая Ленкино первое впечатление о его силе и ловкости, Шептун тоже перетекает на землю. При своих внушающих габаритах — этот мужик двигается на удивление быстро, плавно и бесшумно. Мощно и опасно. Медведем — в чаще леса. Хозяином.

Отодвинувшись немного в сторону, мужчина и женщина о чем-то вполголоса, кроме них самих никому не слышно, достаточно эмоционально заговорили. Спорили, видно. Почти нависая над своей спутницей, говорил в основном волосатый могучий Шептун. Девушка же — лишь весьма категорично и зло, то и дело отрицательно встряхивала своей неугомонной челкой, явно возражая собеседнику.

В конце концов, он её, похоже — почти убедил в своей правоте. Досадливо подзакусив губу, она с явной неохотой кивает, но тут же — вновь полыхнув синим пламенем глаз и мгновенно закаменев обликом, что-то коротко и резко добавляет. Мягкий, приятный овал её лица, вмиг трансформируется в угловатый многоугольник с выступающим вперед колючим подбородком и резкими острыми скулами. Шептун шумно выдыхает и даже как-то обреченно, машет широкой лапищей. Мол: «ну, что с тебя возьмешь — поступай как хочешь, упертая, а я умываю руки». Косанул большим злым глазом в сторону настороженно молчащих, терпеливо выжидающих поселковых. Коротко мотнул длинной гривой, подзывая Нурлана, стоящего рядом с пленниками.

… Азиат бесстрастно и отрешенно выслушивает Герду. Не раскрывая рта, кивает. Оборачивается к сидящим на асфальте.

У его твердого рта собираются глубокие складки, смолистые брови сходятся на переносице в волнистую линию, ноздри едва заметно расширяются.

— Значит так, — громко звенит голосом девушка, ничуть не сомневаясь, что будет услышана всеми на этой щедро залитой солнцем площади, — Вот эти вот особи — преступили все человеческие нормы, когда без причины убили мирных, ничем не угрожавших им людей. Вдобавок к этому совершили насилие над женщинами. К тому же — они нарушили строжайшие запреты, принятые и соблюдаемые в нашем племени и на нашей территории… И сейчас здесь, прямо перед вами — они понесут наказание. Все они приговариваются к смерти! Здесь и сейчас! Мы никогда и никому не позволим нарушать законы справедливости и человечности. Виновные в этом будут наказаны. Всегда! Кем-бы они ни были. На нашей территории — мы беспредела не допустим! Запомните все! У меня — всё! Если у кого-нибудь есть особые причины и желание лично привести приговор в исполнение — он может подойти. Об остальном после. Все вопросы тоже. — резко бросает Герда в лицо, открывшему было рот, любопытному деду Витале, жившему на первом этаже в одном подьезде с Ленкой. — Никто? Ну и лады. Тогда мы сами.

Девушка разворачивается к приговоренным.

— Да ты че, Герда? Ты че творишь, телка? — перехваченным, жестяным пересохшим голосом, снизу — вверх скрипит Чалый. Вмиг на глазах осунувшийся. С серо-бледным тестяным лицом. Острый кадык так и скачет по худющей шее. — Чё за беспредел? Пусть Зимний решает. К нему ведите! Он с вас спросит!

— Не в этот раз, — девушка кладет ладонь на рукоять своей катаны в элегантных темных ножнах, — Ну, чего ждем? Нурлан — ты же в курсе кому из твоих очков набирать необходимо. Командуй. А мы с малыми пока за их вещами сходим. Есть чего собирать-то? — спрашивает Герда у Ленки. Та торопливо кивает.

— Ну, тогда пошли. Показывай — куда.

Внезапно взвившийся с земли Пахом, ударил стоящую над ним Ленкину ровесницу плечом прямо в середину узкого девичьего корпуса, одновременно перехватив её топорище у самого обуха. Отлетев в сторону, она звучно шлепается задницей об асфальт. Туристический топорик остается в руке приговоренного. Толпа с гулом отшатывается. Пахом перехватывает оружие поудобнее. Ощеривается загнанной в угол крысой.

— Ну чё, твари? Подходи кому не страшно!

— Уже иду, — опережает Шептуна кривоногий азиат и словно телепортировавшись в пространстве, тут же оказывается в трех шагах перед плюгавым мужичком. Без щита и с уже изготовленой к схватке кривой и не очень длинной саблей.

Если крупный и мощный Шептун напоминает широкогрудого и большелапого матерого волка или медведя, то этот парень двигается в буквальном смысле с кошачьей стремительной сноровкой.

Без лишних движений, финтов и замахов — хищная узкая полоска сверкающей стали, летящая сбоку к шее Пахома, непостижимо стремительно изменяет траекторию своего полета и разминувшись с выставленным для защиты топорищем, обманчиво легко скользит по телу плюгавого старикана над бедром в области почки. Широко и густо брызжет красным. Пахом коротко и утробно охает. Нурлан приглашающе опускает саблю к земле. Скособоченно подаваясь вперед, его противник быстро заносит топор… Клинок, коротко подшагнувшего навстречу азиата выписав шелестящую дугу — входит в пахомовский живот почти на треть длины… Свободная рука азиата небрежным и смазанным плавным движением легко отклоняет вектор движения опускающегося топора в сторону. Темноволосая голова жестко встречает лицо уже не опасного, умирающего врага. Навсегда выпав из реальности, Пахом валится на асфальт.

— А что — изящно! Пижонски, конечно, но изящно. Не отнять. — в царящей над площадью тишине, резюмирует Шептун, — А ты можешь! Прямо д'Артаньян казахский. Показушник! — не то пожурил, не то похвалил, — А с тобой, Лизавета, мы после поговорим.

Уже поднявшаяся на ноги, молодая девушка кивает и вновь опускает покрытое красными пятнами лицо к земле.

— Просто красавчик! Реально — гасконец! Браво! — восхищенно встряхивает челкой Герда, — Но ты же покажешь мне эту фичу, Нурланчик?

Тот глянул, кивнул и потянулся, словно сытый дикий хищный кот. Разве что не замурчал.

— Ладно, давайте заканчивать уже с этими. Мы вообще-то — за углем двигались, если кто позабыл. — напоминает окружающим бойцам Герда, неторопливо скрывая свои большие почти анимешные глазищи за непроглядными стеклами стильных темных очков, — пошли уже за твоим барахлом, подружка, — кивает она Ленке.

Птица кивает и незаметно, чуть разочарованно шмыгнув носом, устремляется впереди Герды в направлении своей серой панельной двухэтажки.

Начинает ощутимо припекать.

Отдохнувшее за зиму и сейчас полное сил и накопившейся жаркой энергии — помолодевшее и яркое весеннее солнце безжалостно, эгоистично и любопытно. Как почти всякая юность. И похоже солнцу, как и обломавшейся Ленке, тоже очень хотелось досмотреть финальный акт этой драмы.