Андрей Мороз - Рассвет

… Ну а насчет ментальности большинства и никчемности прежних властей я с ней во многом согласен и солидарен! Самый ценный ресурс данной территории — это совсем не земля, нефть, лес или алмазы. Самый ценный, самовоспроизводящийся и вечный ресурс здесь — дураки! По жизни добровольно находящиеся в состоянии выученной беспомощности и в рабстве! Таких действительно грех не поиметь. Чем и пользовались те кто похитрее во все времена…

Да вот только в мои планы совсем не входило становиться соправителем вселенной или даже просто наместником имперской провинции. Во-первых: не будет у неё никаких соправителей. И во-вторых: мне это абсолютно не интересно. На мой взгляд — к власти могут стремиться только глубоко психически нездоровые люди. И к тому же, законченные мрази и беспринципные подонки. В любое время и в любой стране. Просто о некоторых — правда становится известна не сразу, а немного позже.

Кажется Оруэлл сказал что нормальный человек власти не желает, следовательно, власть всегда у ненормальных…

Отведя взгляд от реки, веками равнодушно и непоколебимо движущей массы свинцового оттенка воды на север, взглянул Рул в лицо. Оно даже раскраснелось. До самых пикантненько оттопыренных ушей! О потаенном и наболевшем сейчас вещала Черная Императрица! И глаза у неё уже не снисходительно-ироничные а шальные и голодные. С плещущимся в глубине неукротимым безумием. Разгорающимся от возможности воплощения заветного желания.

— Кем ты была до всего этого, Рул? — раз уж пошла такая откровенность, я тоже перехожу на ты.

— Заместителем главврача областной психиатрички.

— Ну, значит с населением ты действительно справишься. Не свистишь… Чего ты конкретно хочешь от меня?

— Портал. Все, что он может дать!

— Я не могу передать его управление тебе. Он закреплен за мной и это необратимо.

Она смотрит снова мгновенно остывшими зрачками анаконды. Словно проверяет на искренность. Сука — хорошо, что чтение мыслей не входит в число возможностей расшаренного интеллекта. Здесь бы Егорка сотоварищи и полетели с моста в речку с размозженными головушками…

— Что ж, если я не могу закрепить за собой сам портал — значит мне соответственно придется закрепить за собой его владельца! Тоже необратимо! Ты мне нужен, Горан!…Кстати: та красивая девочка, что сейчас украдкой бросает в нашу сторону весьма эмоциональные взгляды — твоя женщина?

— Мы иногда спим вместе и ей хочется так считать. А я её в этом особо не разубеждаю. Меня все устраивает. Удобно и секс ярче. — максимально спокойно, я цинично улыбаюсь Рул.

— А ведь ты мне врешь, Горан! Ты тоже к ней неровно дышишь, а сейчас просто стараешься не показать возможную точку воздействия на тебя. Пытаешься обезопасить её… и себя. Я не претендую на тебя как на мужчину… Хотя как знать… — она матерой волчицей чует мой страх за Амазонку и непонятно улыбается, — но больше не лги мне! Даже в мелочах! Это был первый и единственный раз, когда я закрою глаза на твою ложь. Запомни это! Кстати — ну-ка выбери любую из этих симпатичных сестренок.

— Зачем?

— Ну что тебе трудно? Выбери и узнаешь! Просто покажи пальцем — Рул улыбается. Загадочно, озорно и многобещающе. Как девятиклассница — заигрывающая с мальчиком из параллельного.

— Ну хорошо, допустим пусть будет — та, что справа, — показываю на ближайшую из «горняшек». Чем она меня удивлять-то собирается? Даже интересно становится.

— Значит — она? — Рул улыбается еще более интригующе и шире.

— Угу.

Она что — решила мне наложницу подарить?

— Алина! Даша! — голос Рул, сухим треском армейского барабана разносится во всех направлениях. — Подойдите!

Близнюхи подходят. Пока моя Амазонка далеко — можно приглядеться и пообстоятельнее. Не опасаясь словить коварный тычок острым локтем под ребра. Хороши! Обе двое — как с картинки! Платьица короткие, грудки высокие, чулки ажурные, губешки припухшие, глазенки блескучие.

Прямо порно типаж! Я бы не раздумывая с такими в паре-тройке дублей отснялся. А может и сериал на несколько сезонов замутил. Вон моя черешня аж застыла в позе гончей — только взглядом синепламенным сверкает, да точеные ноздри молодой кобылицей раздувает. Что она себе там фантазирует? Что мы сейчас свальным грехом прямо на этой белой скатерти займемся? А потом ещё на перилах моста повторим… Смешная она у меня, все-таки. Девчонка ещё! Ревнивая и глупенькая. Но приятно! Греет мужское самолюбие.

— Она должна умереть. — тем временем Рул, вполоборота развернувшись и кивая на выбранную мной девицу, обращается ко второй, — Так надо! Я так хочу! Убей её!

До меня не сразу доходит смысл сказанного. В недоумении тупо шевелю бровями, переваривая услышанное. Наконец — догоняю! Но уже даже рот приоткрыть не успеваю. Только в селезенке еле уловимо что-то ёкает спугнутой птицей. Назначенная палачом близняшка — просто и обыденно берет со стола нож и без малейшего намека на раздумья, резко пыряет свою копию прямо в живот. Чуть не до рукоятки. Выдернув повторяет… еще и еще. Жертва не пытается сопротивляться, убежать или хотя бы отшатнуться. Она даже не вскрикивает от боли. Только мычит и низко опустив голову, рассматривает бурое пятно, стремительно расплывающееся на только что бывшем ослепительно белым, фартучке.

Почти тихо. Только еле слышно позвякивает лошадиная сбруя с двух сторон и лениво плещется вода далеко внизу под мостом.

Да они все тут обширялись наглухо, что ли?

Стараясь выглядеть гипсовым памятником — досматриваю это кино до конца. Без импульсивных возгласов и круглых глаз. Так и сижу истуканом. Вовремя останавливаю себя от первого инстинктивного желания вскочить и… совершить какую-нибудь глупость.

Здесь и сейчас я бессилен.

— Может, уже достаточно? — интересуюсь, стараясь чтобы голос звучал безразлично и небрежно.

— Хорошо, как скажешь, — похоже все-таки «срисовав» мои эмоции, легко и покладисто кивает Рул. — Остановись! Оботри руки и налей нам еще вина… Уберите её, — не сомневаясь, что будет услышана, через плечо бросает черная женщина своим невозмутимым чурбанистым солдатам.

Её бойцы все с теми же непроницаемыми фейсами подхватывают под руки и уволакивают еще живую девушку. С волочащейся по серому асфальту стройной, длинной ноги слетает блестящая лаком туфелька и застывает в пыли, прицелившись тонким каблуком в нашем направлении…

Сестра, только что без раздумий вспоровшая живот родному человеку, как ни в чем не бывало продолжает выполнять свою работу и распоряжения повелительницы.

Несколько алых капель срываются с измазанных рук и бурыми кляксами приземляются на девственно — чистом покрове скатерти. На моем, вновь наполненном бокале, тоже остаются смазанные грязные следы её пальцев. Беру бутылку за элегантное «лебединое» горло и с глухим бульканьем, не различая аромата, букета и прочих глупостей, по-крестьянски жадно вливаю в себя все её терпкое содержимое без остатка.