Дарья Снежная - Роли леди Рейвен

— Хорошая партия, — легко признала я, делая глоток, но не чувствуя вкуса.

Снова воздух словно сгустился. У меня в который раз появилось это щекочущее нервы ощущение, будто я лезу в клетку к дикому хищнику. Мне вдруг стало любопытно — как бы поступил Кьер, соберись я и впрямь замуж. Как отреагировал бы?

Опасное любопытство. Опасные игры.

— Он заболтает тебя до смерти в первую же брачную ночь. К тому же совершенно ничего не смыслит в финансах, деньги в его руках утекают, как вода.

— Первая проблема решается ушными затычками, вторая — ненавязчивым женским руководством. — Я пожала плечами. — И не надо на меня так смотреть. Ты сам спросил.

— Туше. — Герцог расслабленно откинулся на спинку кресла, покачал в руке бокал с бренди.

— Расскажи мне лучше, что ты затеял.

— Мы едем в Тренвист. Вернее, я еду в Тренвист и сойду на следующей станции, ближайшей к нему. А ты, конечно же, в Тарнхил, который находится самую малость дальше, где завтра в два часа пополудни у тебя встреча с главным городским констеблем и прочие рабочие прелести. А сегодня нанятый «департаментом» извозчик встретит тебя на перроне и отвезет к почтенной вдове, сдающей комнату, потому что останавливаться в одиночестве в гостинице уважающей себя леди не пристало. — Красивых губ коснулась улыбка. — Я присоединюсь к тебе на полпути. Несколько печально, конечно, терять половину завтрашнего дня, но зато твоей репутации не угрожает совершенно ничего.

— Значит, труп — настоящий, не уловка?

— К сожалению, да. Трейт после третьей жертвы отправил запрос по окрестным городам на предмет схожих убийств. И пришел ответ из Тарнхила. Там, как и мы в первый раз, труп списали на обычное убийство, но люди попались ответственные и, получив запрос, припомнили и доложили. Полной уверенности, что это наш Живодер, конечно же, нет, но по фотографиям почерк похож. И убийство было совершено в августе. — Герцог сделал многозначительную паузу.

— Это сократило бы промежуток между нападениями, — кивнула я. — Возможно, помогло бы расшифровать закономерность, если она есть.

— Да. Должен был ехать заместитель Трейта, но ты сама знаешь, со вторника он слег с лихорадкой. И когда Трейт вскользь посетовал на то, что не знает, кого отправить, все слишком заняты, я предложил твою кандидатуру. Решил, что ты обрадуешься возможности съездить по настоящему делу. Надо признать, что он ухватился за эту идею с внезапным энтузиазмом, который, как оказалось, был продиктован посетившей его мыслью испортить тебе выходные. Тогда у меня и появилась идея совместить полезное с приятным, с учетом того, что от Тарнхила до Тренвиста час в карете. Письмо Трейт специально приказал отправить в пятницу утром, полагаю, чтобы доставить тебе как можно больше неудобств. Я его перехватил и добавил некоторые детали.

Стоило признать, что столь трепетное отношение к моей репутации делало герцогу честь. Мне даже расхотелось на него злиться за то, что не предупредил заранее. Пришлось злиться через «не хочу» за все потраченные нервы!

— И что тебе помешало сообщить мне все той ночью? — поинтересовалась я, добавив в голос холода.

— Так неинтересно.

Кажется, мы так запутаемся, кто кому за что мелко мстит в этой словесной баталии. Ладно, перейдем к следующему вопросу.

— И как, по-твоему, я теперь должна буду объяснить отцу путешествие по работе в первом классе? И почему вообще ты выбрал салон?

— Билет — компенсация от департамента за работу в выходные, — невозмутимо отозвался Кьер. — Оправить тебя вторым классом мне не позволяла совесть, а купе — разум. Слишком большой риск.

Он помолчал и добавил уже с совершенно иными интонациями:

— И соблазн.

Я невольно облизала разом пересохшие губы. Взгляд герцога красноречиво скользнул по ним, по шее и уперся в вырез декольте, скромно прикрытый кружевом.

— Платья идут тебе куда больше, чем юбки и блузки. Почему ты не носишь их на работу?

— Потому что они куда больше мне идут. Я работаю в отделе с четырнадцатью мужчинами, Кьер. И бог знает сколько их в департаменте.

— Разумно. Впрочем, поверь мне как мужчине, Эрилин, мужскую фантазию дополнительные слои ткани не остановят. А в некоторых случаях еще и подстегнут.

— Ну и пусть себе фантазируют, а не лицезрят. Фантазии — куда менее отвлекающий фактор, чем маячащий перед носом вырез…

Кьер вдруг досадливо поморщился.

— Возвращаются, — коротко бросил он.

— …особенно с учетом того, что у нас четыре трупа, пять в потенциале и шесть — в перспективе. И ни малейшего представления о личности убийцы, — спокойно закончила я, глядя на него с торжеством — а я говорила!

— Полюбуйтесь, Грайнем, мы оставили их всего на несколько минут — и пожалуйста! Они уже вовсю говорят про убийства, расчленения и прочие малоприятные вещи, которые в приличном обществе обсуждать не принято, — заявил лорд Энтони с порога.

— Вы быстро. — Кьер остался невозмутим, как каменная статуя. — Фонтан сорвал голос или не успел распеться?

— А, ты был прав! — Его друг раздосадованно махнул рукой. — Толпа народу, ничего не видно и не слышно. Стоит наведаться туда через полгодика, как уляжется шумиха.

Попутчиков в салоне не прибавилось, и, коль скоро нас было как раз четверо, лорд Энтони предложил сыграть в вист. Тем не менее азартных игроков среди нас не оказалось, игра шла ни шатко ни валко, под разговор ни о чем. Я с трудом сдерживала зевоту и старалась не слишком часто поглядывать на часы. До прибытия в Льен, где должен был сойти Кьер, оставалось пятнадцать минут, а потом еще сорок минут до Тарнхила и час до Тренвиста…

Мы сыграли два роббера, [9] Две выигранные партии из трех, после которых происходит смена партнера. первый раз мне в партнеры достался лорд Энтони, второй — граф. Но не успели мы начать жеребьевку на третий, как вагон сотряс сильнейший удар.

Со стула меня швырнуло на пол, протащило по ковру. Еще один удар — грохот, звон, треск, дикий скрежет. Стены вагона взрезались, сплющились как консервная банка, и я оглушительно завизжала, глядя как металлическая крыша, лишившись поддержки, обрушивается вниз.

А в следующее мгновение я подавилась криком и вообще едва не лишилась сознания от невозможности вдохнуть, потому что воздух вдруг сгустился, как желе, стал осязаемым, застыл в легких, норовя их разорвать. И крыша, замершая в каких-то дюймах от моей головы, сначала медленно приподнялась, а затем вдруг выстрелила вверх, как из пушки, и с грохотом обрушилась уже где-то за пределами вагона.

Воздух «отмер», резко ринулся в нос, рот, горло. От неожиданности я закашлялась, без сил упав на ковер. Точнее — то, что от него осталось.

— Эрилин!

Чьи-то руки подхватили меня, потянули вверх, поставили на ноги, встряхнули так, что аж зубы клацнули. Или они клацали оттого, что меня всю колотило крупной дрожью, а перед глазами все еще стояла падающая крыша вагона?