Екатерина Скорова - Отражение [СИ]

Гепард всё еще был при ней, правда, теперь он держался не на родовой привязанности, а по колдовской воле Нанэ. Однажды настал день, когда зверь перестал ее понимать, а потом начал и кидаться, но она не позволила ему прикоснуться к себе. И, как не было жаль, пришлось приковать разум зверя уже не любовью, а демоническими цепями. Так оказалось даже лучше: Нанэ не просто приказывала гепарду, она была частью его разума — так он быстрее реагировал, да и она узнала много больше об окружающем мире.

Или отдаться этим воинам? Это было бы забавно: завлечь их в объятия — всех сразу, и предаться разнузданной страсти. Это будет получше, чем ночи в казармах, в которые она повадилась ходить последнее время. Остальные утехи стали скучны, а среди голодных на ласку взмыленных мужчин, Нанэ чувствовала себя как нельзя хорошо. Она думала, что во дворце не осталось ни одного стража, кто не познал бы ее, но нет! Вот они — молодые, налитые силой и угрозой — шли ее убивать.

А всё потому, что никакими стараниями Нанэ не смогла удержать в дряхлом Дарии жизнь. Он и так влачил ее слишком долго. Так долго, что наследники успели перегрызть друг друга раньше, чем труба с характерным плачем огласила державу. Остались два брата от разных цариц. Они единственные не стали участвовать в склоках и войнах, и остались в выигрыше. Нанэ стоило только дождаться, кто из них выйдет победителем, и завладеть его душой.

Это было даже скучно. Она стала часто себя ловить на том, что тоскует. Казалось — у нее было всё: золото, драгоценные камни, наряды, изысканная еда и вина, толпа услаждающих танцами и музыкой слуг. Пожелай — она могла бы выйти из дворца и отправиться, куда пожелает. Но этого ей как раз не хотелось. Дворцовые стены стали ее крепостью и защитой. Но и за них проникали проклятья, которые в изобилии сыпались на ее голову. Многим хотелось бы пустить ей кровь — Дарий и шага не ступал без ведома Нанэ. Интриги, когда-то витавшие в гареме, вырвались за дворцовые ворота и наводнили державу. Никто из просителей не мог добиться встречи с Царем царей, не принеся сначала дара ей — любимой наложнице. Нанэ мало обращала внимания на пустобрехов, а вот по-настоящему опасных людей находила, как заткнуть и утихомирить.

Она снова кинула взгляд на зеркало — воины были совсем близко. Их скулы сводило от напряжения, налитые мускулами руки цепко держали копья. Нанэ потянулась, мысленно заставила гепарда приготовиться к прыжку. Главное — остановить первого смельчака, остальное пойдет само собой. А что уж с ними делать — убить или что-то поинтереснее — это в ее власти. Самое главное, воины боялись. Они знали, что Нанэ — не простая наложница, и потому даже их мужественные души цеплял страх.

Это было ей на руку. Тот, кто боялся, всегда легче давался в ее руки. Сбросив расслабленность, Нанэ вскочила с постели. Пора было готовиться к встрече с гостями. Но тут неожиданно всё поплыло у нее перед глазами. В один миг пронеслась ее жизнь — от того дня, когда она шла нагая в запретную ночь, до того момента, когда Ангро-Майнью пришел к ней одарить силой. В голове разлился кисель, а внутри поселилось неприятное предчувствие. Нанэ казалось, она что-то упустила из виду, но что?

Рассыпая кудри по плечам кивком головы, она отмахнулась от тяготивших мыслей. Пора расставлять сети. Об остальном Нанэ подумает потом, когда всё закончится. Одним лишь жестом она обострила зрение и слух гепарда до предела. Пусть он видит добычу, чует ее страх и желание убить его. Пусть он яриться — и Урсонури послушно забил хвостом по бокам, прижимая уши. Он был готов рвать кого угодно.

Но как только тени воинов коснулись порога, всё пошло не так. Едва Урсонури прыгнул на незваных гостей, как двое воинов, увернувшись, вонзили ему в брюхо копья. Следом подоспел еще один — он добил зверя длинным кинжалом. Нанэ пошатнулась, отрываясь от сознания гепарда. Последний преданный слуга угасал, а она ничего не могла сделать. Его боль пронзила ее раскаленной иголкой. Разразившись животным рыком, Нанэ вскочила с кровати и протянула руки, хватая тени обидчиков. Но они не поддались. Она напрасно трясла руками — черные копии воинов на противоположной стене даже не дрогнули. Холодея, Нанэ подскочила к зеркалу, заглянула в него, но не увидела ничего, кроме своего послушного отражения. Лишь на короткий миг там возник Ангро-Майнью. Он смеялся, разевая исполинскую огненную пасть. Он бросил ее! Ошпаренная догадкой, Нанэ заметалась. Ей больше неоткуда было ждать спасения. Или? В последней отчаянной попытке, она опрометью бросилась к столу, где красовалось блюдо с фруктами и кувшин с вином. Схватив первое, что попалось под руки, она бросила это в зеркальную гладь.

Звон, хруст, дикая боль пронзили сознание Нанэ. Уходя из этого мира, она напоследок крикнула болотной выпью. Показалось, что где-то далеко ей отозвались, но звук тут же потонул в бесконечном ничто…

Нанэ укутали в пушистый ковер, лежавший около кровати для того, чтобы она не студила ноги. Теперь эти ноги корявыми палками торчали наружу. Прикасаться к ней руками не рискнул никто из воинов, ее заталкивали и заворачивали копьями. Управившись, они потащили тело Нанэ прочь. Гепарда оставили здесь — из него выйдет хорошая накидка для нового Царя царей.

Полная кровавая луна облизывала фигурки трех воинов, тащивших к пропасти тело той, чьё имя стало наравне с повелителем дэвов. Несколько неторопливых движений и немного усилий, и завернутое в ковер то, что было когда-то Нанэ, полетело в пропасть. Волны, до этого вальяжно облизывавшие берега, взбесились, взвились вверх, глотая разинутой жадной пастью ночное подношение. Но оно, похоже, пришлось им не по нраву — море принялось с силой выплевывать тело Нанэ, разбивая его о скалы. Волны старались до тех пор, пора ковровый сверток не превратился в измочаленное кровавое пятно. Только тогда море обессилено опало…

В ушах еще клокотало море, но глаза снова показывали мне душную пустыню. На долю секунды я забыла всё. Кто я и как сюда попала? Постепенно память вернулась, наполняя душу горечью и разочарованием. Снова и снова я вспоминала каждый день, взгляд, слово. Когда всё пошло не так? И теперь понимала, что старинное зеркало было ни при чем — я и только я принялась рушить свою жизнь, как только поддалась гордыне и гневу.

С этой мыслью время застыло. Казалось, оно потекло сквозь меня. Пейзаж оставался неизменным, только звуки вернулись. Чьи-то стоны и крики прорывались сквозь гул ветра. Уже знакомые мне косматые фигуры дэвов, видимо, заинтересовавшихся инородным телом в их мире, подходили ко мне, но тут же шарахались и скрывались прочь. Узнавать, что так пугало демонов в моем облике, мне не хотелось. Гораздо сильнее хотелось раствориться в этой пустыне, зарыться в песок с головой и ничего больше не помнить.