Евгений Гаглоев - Силуэт в разбитом зеркале [litres]

– Что это за мелодия? – спросил он.

– Кто-то из ваших сотрудников играет на рояле? – поинтересовался Влад Пивоваров. – Очень красиво.

– Никто не играет! – нервно ответила ему Алена Александровна. – Рояль стоит на сцене в кафе. Иногда мы приглашаем местных музыкантов для развлечения публики. Но сейчас в кафе нет посетителей!

– Кто же тогда играет на инструменте? – нахмурился мэр.

– Хотела бы и я это знать!

– Призрак? – предположила Карина.

Василика испуганно на нее уставилась.

– Пошли проверим, – предложила Марьяна. – Может, тогда и вы, господин мэр, убедитесь, что привидение действительно существует!

Они двинулись в сторону кафе, прислушиваясь к красивой мелодии. Тимофей помнил песню, но не мог припомнить слов. Это было что-то из его далекого детства. Ее тогда часто крутили по радио и телевизору. И сейчас она звучала все громче и громче.

Они вошли в кафе и застыли у дверей. Светильники на потолке не горели, пустой зал освещали лишь уличные фонари да еще вспышки молний, полыхающие за большими окнами. За роялем на возвышении сидела темная фигура с длинными волосами.

Марьяна сдавленно застонала, Тимофей вдруг ощутил, как у него волосы на затылке встают дыбом.

И тут фигура за инструментом запела.

– Это же Лиза! – с облегчением выдохнула Алена Александровна. – Как я испугалась…

– Не знала, что она умеет так хорошо петь… – произнесла Карина.

– Она и не умеет, – изумленно пробормотал Тимофей. – Мы же вместе ходим на репетиции мюзикла. Ей специально дали роль почти без песен… К тому же я не помню, чтобы умела играть на пианино…

Влад Пивоваров недолго думая включил свет.

Девушка сидела, запрокинув вверх лицо, ее глаза были закрыты, на губах застыла улыбка, а пальцы порхали по клавишам, словно у профессиональной пианистки.

«Айсберг»! Тимофей моментально вспомнил название старой песни. И тут же в его памяти всплыли слова отца: Егор как-то говорил, что его бывшая жена Кларисса, мать Ирины и Лизы, обожала эту песню и очень неплохо ее исполняла. По спине Зверева побежали мурашки, а Лиза все продолжала играть и петь.

– От-ткуда ты знаешь эту песню? – заикаясь, спросил Тимофей.

Лиза распахнула глаза.

– Я пела ее, когда поступала в театральный институт, – холодно произнесла она, не переставая играть. А затем снова запела.

– Прекратите! – взмолилась перепуганная Марьяна. – Мне жутко это слышать!

– Как же ее остановить?! – воскликнула Алена Александровна.

– Не понимаю… Что вас пугает в этой девочке? – обратился к ней мэр.

– Это не наша девочка, – ответила ему Алена Александровна.

– Этой песней я обращалась к своему мужу… – чужим голосом проговорила Лиза. – Моя любовь, моя боль, моя разбитая жизнь… То жаркий, будто пламя, а то холодный как лед…

Тимофей, не в силах больше слушать этот жуткий голос, взлетел на помост и схватил Лизу за руки, чтобы оторвать ее от рояля. Но девушка сопротивлялась, мелодия нарушилась. Наконец Тимофей дернул ее к себе изо всех сил.

Лиза прекратила играть и встала со стула. А затем взмахнула рукой, и мощный удар сбил парня с ног. Кубарем слетев с помоста, он упал на мэра и Пивоварова, после чего все трое грузно повалились на пол. А девушка уставилась на них глазами, полными злобы.

– Что происходит? – испуганно пискнула Василика. – Это нам снится? Всем сразу?

– Довольно! – холодно произнесла Лиза. – Наконец мне удалось вернуться… И теперь я все выясню…

Светильники на потолке с треском погасли, и зал снова погрузился в полумрак. Очередная вспышка молнии на миг осветила Лизу, и все испуганно ахнули. В пронзительном белом свете мелькнуло лицо – на нем проступили чужие, не Лизины черты.

– Это же… – ошеломленно начал Димка.

– Кларисса Зверева, – закончила за него Карина. Она тоже помнила ту старую фотографию.

Тимофей онемел. Подростки и взрослые с ужасом наблюдали, как под потолком быстро разрасталась и густела черная дымка.

Лиза плавно взмыла над сценой и зависла под темным облаком в трех метрах над полом. Она не шевелилась. За окнами бесновалась гроза, вспышки молний окрашивали облако над ее головой в мертвенно-лиловый цвет.

– И что теперь делать? – испуганно спросил Слава Ерофеев, разглядывая зависшую между полом и потолком фигуру.

– Срочно звонить Кадише! – выдохнула Алена Александровна. – И в полицию… А еще Егору Звереву!

– Я позвоню, – пообещала Марьяна и сломя голову бросилась прочь из кафе.

– Все еще считаете, что мы несем чушь?! – сухо поинтересовалась Сухорукова у мэра.

Тот потерянно молчал. Влад Пивоваров давно уже снимал все происходящее на камеру своего мобильника. Телохранители Лизы замерли в дверях, испуганно переглядываясь. Тимофей вышел в центр зала, не сводя глаз с подруги. Она по-прежнему не двигалась, но красные и фиолетовые вспышки в клубах черного дыма сверкали все чаще. Что-то определенно происходило, но никто из присутствующих не понимал, что именно.

Профессор Игорь Сильвестрович Андронати жил в небольшом частном домике в южной части Клыково. Об этом Владимир Мезенцев узнал от Евгении Белявской. Врачи городской больницы периодически навещали старика после полученной травмы.

Шериф остановил машину у края тротуара, выглянул в окно. В свете полыхающих молний он увидел полутораметровую кирпичную ограду, по верхнему краю которой тянулся ряд острых стальных зубцов. Из-за ограды выглядывал аккуратный кирпичный домик с островерхой крышей, покрытой темно-зеленой черепицей, на самой верхушке крутился старомодный флюгер-петушок. Выбравшись из машины, Мезенцев тотчас раскрыл над головой зонт, подошел к калитке и, прочитав: «Осторожно, злая собака», нажал кнопку звонка. Со двора не доносилось ни звука. Видимо, надпись давно устарела.

Вскоре до него донесся щелчок открывшейся двери. Во дворе показался хозяин дома – толстенький низкорослый старичок лет семидесяти под ярким цветастым зонтиком. Владимир предъявил ему удостоверение, и старичок долго изучал его через толстые стекла очков.

– Многие жители Клыково уже знают меня в лицо, – с улыбкой произнес Мезенцев.

– Последнее время я веду довольно уединенный образ жизни, уж извините… Вы по поводу того нападения? – осведомился профессор. – Но я, кажется, уже все рассказал полиции. Хорошо, что жив остался…

– Нет, Игорь Сильвестрович, я по другому вопросу, – сказал Мезенцев. – Мы можем поговорить в доме? Погода как-то не располагает к беседе на улице…

– Да, конечно. – Профессор шагнул в сторону, освобождая дорогу. – Я совершенно забыл о приличиях! Но, признаться, гостей не ждал. Поэтому прошу прощения за некоторый беспорядок.