Оксана Глазнева - Безмолвные

Она была толщиной с руку, бледно-розовая, как кожа зарубцевавшегося шрама, сквозь нее виднелись пульсирующие вены и металлические канаты, переплетенные с венами. Цепь спускалась со стола, ложилась на пол, проходила сквозь стену и уходила дальше, на север.

Кай отрубил мартихорам головы, вытер топор о скатерть на столе и подошел к скрипачу.

— Мы справились. Спасибо.

Музыкант перестал играть, опустил руку со смычком и открыл глаза.

— Кто ты? — спросил Кай.

Музыкант склонил голову набок, внимательно рассматривая стражника.

— Ри.

— Я — Кай.

— Знаю.

Кай растерялся.

— Если хочешь остаться в живых, Кай, не показывайся на глаза магам.

Цепь-пуповина вдруг натянулась, Ри стал еще белее, схватился за живот и пропал.

Лагерь лешаков располагался глубоко в лесу. Деревня на десять домов-срубов под поросшими мхом крышами, и землянки-схроны, раскиданные по лесу для пяти десятков людей.

«Детей!» — поправляла себя Александра.

Пять десятков детей от года до семнадцати лет. Некоторые ушли из дома до нанесения клейма; некоторые клеймо срезали, уродством выкупая свободу, трое родились здесь. Командиром себя звал юноша в меховом плаще — Павел Рыльский, но на самом деле управлял делами поселения Хромой.

Хромой был из старожилов, из тех, кто копал землянки и строил дома. После побега от мага ему неудачно срезали клеймо с ноги, навсегда изувечив. Большинство молодых шрамы не прятали, даже девушки гордо носили следы срезанного клейма как символ собственного мужества, но Хромой шрамов стеснялся, всегда и везде ходил в высоких сапогах. Имени он не называл, отзываясь на досадное прозвище. Единственный взрослый среди детей. Черноволосый, бородатый, с яркими зелеными глазами. На первый взгляд казалось, что Хромому не больше двадцати пяти, но хмурое, неприязненное выражение лица быстро портило впечатление. Чем больше Александра на него смотрела, тем старше он казался, словно каждый раз, когда хмурился, морщины не разглаживались, оставались на лице, как на смятой бумаге, множась день ото дня. Говорить он не любил, подпускал к себе близко лишь болтуна-Сарму. Мальчики-лешаки могли сколько угодно играть в ополченцев, громко именовать себя Орденом Доблести, но это Хромой подсказывал, где и как ловить дичь, знал все тропинки в лесу и придумал покрывать дома мхом, чтобы их не могли увидеть сверху мажьи шпионы. Хромой не любил людей, чуждался их, предпочитая больше времени проводить в лесу. За все время Александра видела его трижды, а говорила с ним однажды.

День шел за днем, и она чувствовала, что оказалась в нужном месте. Все десять лет в монастыре она ощущала на себе испытывающие взгляды. Сначала сестры Руты, затем сестры Леславы. Чувствовала себя обманщицей, одолжившей все это: храм, приязнь сестер, спокойную жизнь… Ее работа никогда не была добровольной до конца, что бы она ни делала, ей всегда казалось, что она искупает свой грех и никак не искупит. Здесь же, в поселке, никому не было дела до ее прошлого, никто не спрашивал о храме, принимая ее здесь и сейчас.

Александра делала то, что привыкла делать в монастыре, но впервые в жизни, с радостью просыпалась по утрам, с удовольствием копалась в огородной грязи, сажая семена, и даже усталость в конце дня делала ее счастливой. Она открывала в себе то, о чем раньше и не подозревала: способность радоваться жизни и наслаждаться трудом. Ей, как никогда раньше, нравилось то, кем она была, и Александра молила богов, чтобы ничего не помешало этому. Боги не услышали.

То, что она понравилась Микасу, Александра заметила с первой встречи, в тот миг, когда он взял ее за руку, но Александра многим мальчикам в деревне нравилась. Она отшучивалась, и мальчики, смущенно улыбаясь, понимали намек — держались на расстоянии.

Микас намеки не понимал и шутки тоже. Он смотрел на нее мрачно и решительно, как на вершину, которую нужно покорить. Ему едва исполнилось семнадцать, он уже считал себя мужчиной, был правой рукой Павла Рыльского, жил здесь уже одиннадцать лет и слыл человеком жестким, решительным и непреклонным. Рядом с другими детьми он безусловно казался взрослым.

«Он — мальчик! — убеждала себя Александра. — Встретит хорошенькую девушку и забудет обо мне».

Она искренне не хотела обижать его. От разговоров старалась уйти и от прямых взглядов — тоже. Поддавшись порыву быть доброй, она щадила его чувства, подбирала слова.

— Ты бы сказала ему все как есть, сестра! — посоветовал ей Сарма, став невольным свидетелем их короткой беседы. — Мол, не нравишься ты мне, оставь в покое.

— Чтобы он потом вообще ни к одной девушке не подошел? Он хороший мальчик и все делает правильно. Просто я не подхожу ему.

— Скажи напрямую, — еще раз посоветовал Сарма. — Он мужчина. Стерпит.

Александра его советов не послушала, понадеялась, что все обойдется.

Микас пытался дважды признаться ей в любви. Александра каждый раз отшучивалась и уходила от разговора, но он не сдавался. На третьей неделе вечером подстерег ее у избы, где она жила с другими девушками.

Бледное весеннее небо еще держало свет, но воздух быстро остывал, Александра ежилась от холода и хотела быстрее закончить разговор.

— Послушай, Микас…

— Не говори ничего. Я знаю, что ты скажешь.

— Правда?

— Что я младше тебя, и все такое… Дай мне время, и я докажу, что достоин тебя!

— Не трать на меня время…

— Это мое время и мой выбор!

— Не надо, Микас! Я не буду с тобой. Ты хороший человек, но…

— Я смогу добиться тебя! Я не собираюсь отступать, и однажды ты полюбишь меня.

Александра хотела быть чуткой, но холодный ветер, пробирающийся сквозь тонкую рубашку, и его последние слова рассердили ее.

— Нет. Не полюблю! Человеческое сердце — не награда за старания. Любовь или есть, или нет. Я тебя не люблю.

— Пока не любишь.

Парень стоял перед ней хмурый и решительный.

— Ты расслышал мои слова, Микас?

— Расслышал. А еще знаю, что женщины часто сами не понимают, чего хотят. Вы — как подсолнухи. Утром в одну сторону смотрите, а вечером — в другую.

Парень упрямо смотрел ей под ноги. Он просто пропускал мимо ушей слова, которые ему не нравились. Александра рассердилась.

— Я не подсолнух, — громко и отчетливо сказала она. — Не говори больше со мной и не подходи ко мне.

На том и расстались.

На следующий день девушки перестали с ней разговаривать. Парни сторонились. Что наговорил им Микас, Александра не представляла, но его слова подействовали — она оказалась одна.

Вечером Александра не пошла к другим девушкам, занятым вышивкой, осталась в избе. В двери постучали. Она открыла, уже зная, кого увидит. Микас младше ее, но выше на полголовы. Он схватил ее за запястье и потянул за собой.