Артём Мичурин - Смертные души

— Вижу, я много пропустил, — взглянул на всерьёз перепуганного архивариуса Олег.

— Я… я лишь искал выход… из сложившейся ситуации, — запинаясь, парировал де Блуа. — Других вариантов никто не предлагал.

— Ну так я предложу, — взял Дик со стола большой кухонный нож. — Оттяпаем суке башку, сожрём душу, и узнаем всё, что ему известно.

— Давайте не будем горячиться, — архивариус, отступая, опрокинул вазу, и та с грохотом разбилась. — Мне скрывать нечего. Клянусь. Я и так расскажу всё, о чём вы пожелаете узнать.

— Это пророчество, — взял слово Олег, — оно правдиво?

— Насколько мне известно, да.

— В чём ваша личная заинтересованность? Только не нужно больше бредней про мир и всеобщее благополучие.

— Вы позволите? — неловко придвинул де Блуа стул и опустился на него, дав послабление дрожащим в коленях ногам. — Видите ли, иерархическая структура аристократии Аттерлянда весьма сложна и многообразна. Мой род — древний и знатный — ныне пребывает в упадке. На то есть много причин, и большинство из них непреодолимы. В нынешней системе координат, являющейся неизменной уже не одно столетие.

— И вы надеетесь, что исполнение пророчества пошатнёт эту систему?

— Именно. Не стану лукавить…

— Сделайте милость, — провёл Дик большим пальцем по режущей кромке ножа.

— Э-э… вчера, — продолжил архивариус, сглотнув, — я был не до конца честен с вами. Моя интерпретация «не имущих смерти» не вполне искренна. Теологические диспуты, зачастую, уводят учёных мужей от сути проблемы в сторону словесных казусов и диалектики. Так вышло, что озвученная позиция со временем закрепилась за мною. А менять точку зрения, отстаиваемую долгие годы, в наших кругах считается недостойным серьёзного учёного. Тем не менее, я уже не могу с уверенностью признаться самому себе, что расцениваю «не имущих смерти» лишь как Пожирателей. Зерно сомнения упало в почву моей гипотезы, когда я изучал летописи времён, предшествующих вторжению нечестивых орд. Я мало с кем обсуждал это, но… Результаты моих исследований весьма недвусмысленно дают понять, что трое из четырёх Лордов Скверны — Пожирателей — никто иные как Гегемоны Амиранты, совращённые тёмной сущностью Оша и прельстившиеся безмерным могуществом, которого так и не достигли, но продолжают вожделеть его. Солох Воздаятель — архиепископ Церкви Амиранты, причисленный к лику святых великомучеников. Девять веков назад, движимый божественным проведением, как гласят летописи, он отрёкся от сана, принял обет воздаяния, и с отрядом верных последователей ушёл на запад. Следуя обету, предписывающему обращать в истинную веру всех, кто встретится на пути, и карать всех, кто воспротивится верховенству Церкви Амиранты, Солох сгинул в диких землях Холмогорья. В тот же период Великий Герцог Теодор Руфус — командующий легионами Аттерлянда — передаёт командование одному из свои капитанов и лично возглавляет роту тяжёлой кавалерии, которую с неясной целью ведёт на восток. Его следы теряются в пустошах за северо-восточной границей Салансы. Третий Гегемон — Рихард Скала — святой воин Амиранты, долгое время живший отшельником в монастыре Литернель Тристесс, что в Готии, покидает обитель, спустя всего несколько лет после первых двух, и уходит в топи Газамара. Назад он уже не возвращается. По крайней мере, в прежнем своём обличье. Минуло больше четырёх веков, прежде чем все трое снова ступили на земли Аттерлянда. Но теперь их звали иначе, и сущность их, как внешняя, так и внутренняя, была иной.

— Откуда тогда уверенность, что это именно Гегемоны? — поинтересовался Ларс.

— На это указывают определённые… детали. Кому-то они могут показаться незначительными и надуманными, но для меня их природа очевидна.

— И с кем же нам придётся иметь дело?

— Ну, если я прав в своих рассуждениях, тот, кого раньше звали Теодор Руфус, ныне именует себя Ванаратом. Так же его называют Всадником Погибели, Шестиногой Смертью, Зверем Хаоса и Рыцарем-жеребцом. Закованный в глухие латы, он восседает на чудовищном коне, изрыгающем огонь и серу. Его трёглавый пылающий цеп вспахивает поля брани, загоняя воинов в землю. Его дымящийся от вскипающей крови меч делит тела надвое. Его капитаны — демоны из глубин ада. Его солдаты — безумные твари с диких равнин. Так о нём говорили те, кому посчастливилось уцелеть и не лишиться дара речи.

— Мило, — нервно ощерился Жером.

— Рихард Скала, — продолжил архивариус, — вернулся в обличье Палача Мо. У него так же немало имён, и все они, если верить летописям Великой Войны, заслужены: Лорд-декапитатор, Пожиратель городов, Чёрный Молотобоец, Голодное чрево преисподней — лишь некоторые из них. Он — гора прокажённой плоти внутри каменного доспеха. Взмах его молота крушит стены цитаделей. Палач Мо поглощает не только души, но и тела поверженных врагов, пожирает их в самом буквальном смысле этого слова. А его извращённая не от мира сего жестокость вселяет трепет в сердца даже самых закалённых ветеранов. Мо возглавлял полчища опустошённых, армию бездушной нежити, ведомой неутолимым голодом, не знающей ни страха, ни сомнений.

— А Солох, вероятно, переродился Иеремией? — выдвинул предположение Олег.

— Именно.

— Почему его называли лордом-нежитью? Его, а не Палача Мо.

— Вижу, вы немного разбираетесь в предмете. Но Мо — не нежить. Он обладает душой, хоть и ведёт за собою опустошённых. Иеремия тоже не был нежитью. Это имя закрепилось за ним уже после Великой Войны.

— Но разве Иеремия не был уничтожен? — спросил Ларс.

— Повержен — да, — кивнул архивариус. — Уничтожен — нет. Останков Иеремии на поле брани не нашли. Только душу.

— Как такое возможно?

— Иеремия был могущественным чародеем. Чудовищные тёмные силы магии питали его, давали немыслимую власть над стихиями и над самой смертью. Кто знает, на что способно его опустошённое тело.

— Но кто-то же его сокрушил, — взял слово Олег.

— Летописцы приписывают победу над Иеремией Кристиану Лагранжу — лорду замка Селестемур, под стенами которого и развернулась та битва. Пишут, будто он пронзил копьём сердце чародея, пока тот взывал к нечестивым силам, грозя стереть замок и всех его защитников в пыль. Но летописцы склонны заискивать перед сильными мира сего.

— Историю пишут победители.

— И никак иначе.

— Но у вас есть иная гипотеза?

— Да, но она не моя. Хоть это и не принято обсуждать публично, многие историки сходятся во мнении, что Иеремия принёс свою душу в жертву, ради чего-то большего, чего-то обещанного ему Владыкой Хаоса.

— А это что ещё за тип? — спросил Дик, поигрывая ножом.

— У него нет имени, и нет обличья. Он — сама тьма, абсолютная, непроницаемая. Его цели и мотивы едва ли подвластны умам прочих. Пожиратели — его апостолы.