Всеволод Кузнецов - Путь маги_матика [СИ]

После этого, тело Саннэса начало понемногу меркнуть и растворяться.

- А и чуть не забыл, - бог хлопнул себя по лбу, - кроме лошадей, там есть гигантские монстры, - глаза Саннэса округлились, - тёмные маги, - он попытался крикнуть, но голоса уже не было, - и бесконечные кровопролитные войны. - Если бы бог мог сейчас услышать Саннэса, то ботаник издавал крик невероятного Халка в приступе своего самого сильного гнева.

- Какой смешной парень. - улыбнулся бог

Достав очередную папку из стола он закурил сигаретку, сделав смачную затяжку прошептал выдыхая дым - Когда это уже закончиться? - открыв папку на первой странице он закричал, - Следующий!

- Танита, ты там еще долго? - крикнул мужчина, смотря в ближайшие заросли.

Он стоял по пояс в пшеничном поле с коротенькой косой на плече, в простой самотканой рубахе и с огромной спутанной бородой.

- Почти все, - послышался натужный женский голос.

Мужчина не тратя времени, продолжил покос и пятеро детей не отставали от него. Через секунду идиллию шелестящего поля и щебетания птиц в лесу, разорвал громкий детский крик. Мужчина опять вырос над пшеницей и крикнул.

- Все в порядке?

- Да, не переживай, сейчас спеленаю и присоединюсь к вам.

Женщина обтерла и запеленала кричащего ребенка, он лежал укутанный в достаточно грязную тряпку из которой женщина сделала подобие гамака. Она пропустила тряпку через плечо и закинула ребёнка за спину, как сумку. Через пятнадцать минут после родов, она продолжала таскать скошенную пшеницу, для того чтобы не умереть зимой от голода.

Родившийся мальчик в бедной крестьянской семье, ничем не отличался от любого другого младенца, он ел, спал, гадил и орал. Но были периоды, когда он вел себя немного странно. Первый такой случай произошел через месяц после рождения, на сенокосе. Младенца оставили с четырехлетним братом, недалеко от поля, где работала семья.

В этот момент Саннэс впервые пришел в себя после перерождения, его разум из небытия вырвал невероятно едкий запах чеснока.

- "Я что в университетском общежитие и мне опять запихали чеснок в нос?" - сквозь сильную сонливость подумал он.

В следующее мгновение кто-то, хихикая, ткнул его пальцем в лицо. С трудом преодолевая дремоту он приоткрыл глаза, готовясь увидеть своего соседа по университетскому общежитию. В глаза ударил яркий свет и ему пришлось зажмуриться. Через силу Саннэс пытался открыть глаза, но каждый раз, свет был слишком ярким и веки закрывались. А некто не успокаивался и продолжал тыкать в него пальцем. Окончательно справившись с резью в глазах, он увидел перед собой пацана лет трех-четырех, который нависал над ним. Как только младенец открыл глаза, мальчик засмеялся и окатил Саннэса очередной волной едкого чесночного запаха. Саннэс терпеть ненавидел детей, из-за того, что они тупые, шумные, капризные, странно пахнут и всегда невероятно грязные. Этот же пацан был самым худшим представителем этой братии, он выглядел так, как будто только что нырял с головой в самую грязную лужу на планете. На верхней губе и щеке у него были размазаны сопли, которые ручьем текли из носа. Пацан радуясь тому что младенец проснулся, начал с новой силой щупать его за лицо.

- Не смей! Ты мелкий, маленький, грязный, комок плоти! - закричал Саннэс, но из его рта доносился только детский плачь.

Он выпучил глаза от удивления. - Что это за бабуйня! - он попытался пошевелиться, но был связан по рукам и ногам. - "Я в плену? У меня отняли голос? И меня пытают, самым антисанитарным пацаном на свете!" - в панике думал он.

Он опять попытался закричать. - Уберите его от меня!! Я сдаюсь! Я расскажу вам все что вы хотите знать! - но голоса так и не было, только младенческие крики.

Крики младенца, видимо только забавляли сопливого пацана, он, смеясь, начал нарезать круги вокруг Саннэса, из-за чего ручьи из носа усилили свой напор. Пацан сделал то, что делал всю свою короткую жизнь, размазал две склизкие дорожки голой рукой по щеке. После увиденного, Саннэса начали сотрясать хорошо знакомые конвульсии, но это был не конец, пацан решил этой же рукой потрепать младенца по щеке. Крики Саннэса перешли в ультразвук, он смотрел на медленно тянущуюся к нему руку, как на заведенную бензопилу, готовую превратить его тело в фарш. Усилия, прикладываемые им, для того чтобы увернуться от липкой руки, были поистине титаническими, он выглядел как маленький Сильвестр Сталлоне, с его торчащей от натуги губой. Но пеленки были сильней и в тот момент Саннэс потерпел сокрушительное поражение в неравной борьбе с ужасным склизким монстром. Он отчаянно боролся за свою жизнь, но когда рука коснулась его, он провалился во тьму!

Он приходил в себя с завидной регулярностью, хотя он этого и не желал. Каждое воспоминание из того периода жизни, было чрезвычайно травмирующим для законченного Мезофоба (навязчивый страх загрязнения либо заражения, стремление избежать соприкосновения с окружающими предметами. Человека, который испытывает подобный страх, называют мизофобом.)

Окончательно пробудился Саннэс к пяти годам, видимо мозг достаточно окреп, для того чтобы вместить и удерживать взрослую личность. Домочадцы, уже привыкшие что их младшенький выкидывает странные номера и ведет себя иногда неадекватно, воспринимали это спокойно. Хотя они все воспринимали спокойно, насколько потом понял Боргаф, как его назвали родители. Тяжелый и рабский труд на земле хозяина, с грабительскими налогами в девяносто процентов, вытравливали любой интерес и любознательность из его новой семьи. Они просыпались с рассветом, уходили в поля и возвращались поздним вечером, оставляя самого младшего присматривать за домом. Боргаф живший в двадцать первом веке, практически на самом верху социальной лестницы, тяжело воспринимал жизнь в таких условиях. Уличный туалет, он воспринимал как самого главного своего врага, конечно после сопливого братца. Он с ужасом осознавал, что когда ему стукнет семь, его отправят работать в поле и все что его ждет в этой жизни, это работа от заката до рассвета.

В один из дней Боргаф увидел, как мать с отцом о чем-то спорят, подойдя поближе он услышал.

- А я сказал достаточно большой! - рыкнул он и несильно влепил матери по щам. - Не смей со мной спорить женщина! - он нависал над ней, как огромный бородатый медведь.

Мать стушевавшись пошла в дом, а отец развернулся и сразу же наткнулся взглядом на раззявившего рот Боргафа. Он никогда не видел, чтобы мужчина бил женщину, а тем более свою жену. Отец направился в его сторону, тот заметался, но бежать было уже поздно.

Подойдя он сказал. - Бери вилы, иди убирай, - он сначала ткнул на вилы, потом на сарай.

Боргаф посмотрел на свинарник который находился в двадцати метрах отсюда, но запах добивал и сюда.