Hioshidzuka - Вернуться в сказку

— Он не бесчувственный, знаешь ли? — шепчет девушка дрожащим голосом. — Он — самый лучший из всех, кого я знала! И он поверит во всё, потому что он сам этого ужасно боится, боится больше всего на свете!

Мария верит и не верит одновременно. Она сама не знает, почему в ответ на слова этой странной девушки ей больше всего на свете сейчас хочется расхохотаться. Впрочем, она не делает этого. Почему-то решает, что в этот раз лучше промолчать, не обратить внимания, ничего не заметить… Просто промолчать, закутаться получше в свои лохмотья, поднять голову и посмотреть на это суровое жестокое небо — такое красивое, такое холодное, такое далёкое…

Туда им теперь нет дороги — на это прекрасное и необыкновенное строгое серое небо, с плывущими по нему тёмными тучами… Солнце пытается пробиться через эти тучи — и не может. И от этого это небо ещё более прекрасно. От этой недосягаемости, от этой безумной высоты… От этого тяжёлого и чистого воздуха, который давит, который мешает дышать, заставляет захлёбываться собой…

Марии иногда кажется, что когда-то она умела летать… Да что там — она и сейчас умела это… И ей бы очень хотелось ощутить это вновь — испытать на себе снова это падение, почувствовать этот холодный обжигающий лёгкие воздух, понять, каково это, иметь почти самые настоящие крылья… Это заставляет напрочь позабыть обо всём — об этом странном Драхомире, об Йохане, о девушке, которая сидела рядом, об Але, который сейчас был королём в чуждом им обоим королевстве, о Мердофе, который так беспокоился за неё, о дяде Джошуа, который был ей отцом, о смерти…

— Что они с ним сделают? — срывающимся от слёз голосом шепчет девушка, с вызовом и отчаяньем смотря на Марию и того Йохана. — Что они там сделают с моим Драхомиром?

Йохан тяжело смотрит на неё. Подходит, целует в лоб, обнимает, шепчет на ухо, что они обязательно выберутся из этого ужасного места, что обязательно найдут Драхомира, что… Ложь. Они никогда отсюда не выберутся. Уж все втроём — точно. Они все прекрасно знают это. Им не выбраться из этого ада. Никогда не выбраться. Они не герои, которые уже мертвы. Они не просто люди, которые ещё живы. Они скорее злодеи, которые всё ещё умирают.

Умирать так страшно, когда ты ещё полон жизни, когда жаждешь спокойствия, благополучия, мирной и хорошей жизни в хорошем миленьком домике в деревне… Так хочется умереть, когда ты думаешь кого-то спасти этим, когда ради долга, ради чести, ради вселенной идёшь на совершенно безумный поступок… Настолько плевать, когда ты снёс так много миров в погоне за весельем, за интересной, красочной, необыкновенной жизнью… Настолько плевать, что хотелось расхохотаться на суде — они обрекли их на смерть. Так разве смерть является наказанием, когда её нисколько не боишься?

— Они обожгут ему руки… — тяжело вздыхает музыкант. — И вырвут крылья. Он — самый страшный преступник для них. А все знают, что значат крылья для демона…

Губы у девушки в меховом плаще дрожат. Но она не плачет. Её глаза совершенно, абсолютно сухие. Как и всегда. Она никогда не плачет. «Эта девчонка, которая в своей жизни не проронила ни одной слезинки», — кажется, так, смеясь, звал её когда-то Драхомир… Лишь плечи, руки и губы её дрожат — так, как было бы, если бы она рыдала… Это было очень на неё похоже…

Похоже на кого? Мария Фаррел не знала эту девушку, не знала этого музыканта Йохана. Она просто видела некоторый весьма странный сон и не смела ему сопротивляться… Она видела их с самого детства — только тогда не могла разглядеть лиц этих людей, услышать их имена, запомнить их голоса… Она слышала музыку — ту тоскливую, наводящую какой-то необыкновенный ужас и какую-то невозможную грусть, от которых хотелось плакать и кричать…

Это было как… воспоминание… Живое воспоминание… Странное, немыслимое воспоминание о том, чего с девушкой никогда не происходило. Интересно, об этом тогда говорил тот демон? Интересно, сойдёт ли она с ума из-за этого? Или — уже сходит? Это настолько неважно…

Мария замирает и снова обращает свой взгляд к небу — к тому, которое она всегда старалась не замечать… Она так давно не видела его — казалось, целую вечность… И совершенно не хочется что-либо говорить… Это лишнее. Совершенно лишнее, ненужное… Она краем глаза видит, как Йохан тяжело вздыхает, как отпускает ту девушку, что-то ещё говорит ей, как, после какого-то её замечания, отворачивается, спрыгивает с валуна и, хромая, направляется к самому морю. И стоит там очень долго… Словно чувствует себя виноватым в чём-то… Что за бред! Уж Йохан-то точно не был ни в чём виноват. Он был тем, кто всегда был настолько благоразумен, что обвинить его в чём-то было бы сущей неблагодарностью… Фаррел вздыхает и почему-то усмехается. Ей нравилось здесь. Даже учитывая то, что в этом месте ей постоянно виделась её смерть…

— Не вырвут… — очень тихо шепчет та девушка, спрятавшись за самым камнем, думая, что Мария её не видит. — Они не смогут вырвать у него крылья. Он это уже давно сделал сам — ради меня…

Бывшая принцесса лишь неслышно усмехается — она словно совершенно точно знала то, что та девушка обязательно скажет это…

Девушка открывает глаза и снова видит ставшую привычной обычную комнатушку в каком-то мотеле. Америка. Ей совершенно не нравится Америка. В Канаде было лучше. В Канаде у неё была хоть какая-то иллюзия дома. А тут… Тут не было ничего… Всё здесь было непривычным, неправильным… Мария была готова перенестись куда угодно, лишь бы не оставаться здесь — ей куда больше нравился Осмальлерд, когда она жила в поместье Хоффмана… Хоффман, вообще, был тем человеком, с которым было до жути интересно — он был очень начитан, очень умён, обладал неплохим чувством юмора… Её тянуло к нему — с ним можно было поговорить на абсолютно любую тему, он понимал практически всё. Мария всегда любила таких людей, как он — умных, обаятельных, тех, в ком сильна была та, противоположная солнечной стороне, половина человеческих качеств… Пожалуй, она обязательно в первую очередь, когда им с Мердофом удастся вернуться в Осмальлерд, свяжется с графом Хоффманом…

Её зовут Мария Фаррел, ей почти семнадцать и около недели назад она застряла в этом времени без возможности куда-то переместиться. Забавная ситуация, не правда ли? Девушка оборачивается, берёт какую-то книгу, рассматривает её. «Человек, который был Четвергом» Честертона — неплохой выбор, пожалуй… Кажется, дяде Джошуа нравились детективы этого писателя… Может быть, и следует прочитать…

Мария усмехается каким-то своим мыслям и снова закрывает глаза — ей хочется увидеть что-то ещё из тех воспоминаний, которыми наградил её тот демон, которого она, к собственному же удивлению, поцеловала…