Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов [сборник, litres]

— Прими его целиком.

Боль. Боль несравненно худшая, чем любая испытанная Виллом до той поры. Его череп не мог, никак не мог выдержать такого давления. И все же это чужое продолжало проталкиваться в него, и мерзкая, пульсирующая слизь пропитала все его мысли, все его чувства, все воспоминания. Уродливо их раздула и поглотила. А потом, когда у Вилла уже не было сомнений, что голова его лопнет, процесс завершился.

Весь, без остатка, дракон был внутри него.

Вилл закрыл глаза и в ослепительной, болью пронизанной тьме увидел царя-дракона таким, каким тот существует в духовном мире: гибким, светозарным, гудящим от энергии. Здесь, в царстве идеальных форм, он был не сломанной искалеченной вещью , но изящным существом, сочетающим красоту животного с обдуманным совершенством машины.

— Ну разве я не прекрасен? — проворковал дракон. — Разве я не отрада для созерцания?

Вилл задохнулся от боли и отвращения. И все же — да простят ему Семеро непотребную мысль! — это было чистейшей правдой.

Каждое утро, как только поднимется солнце, Вилл вытаскивал тяжеленные, весом с него самого, аккумуляторы на Самозванцеву площадь, и дежурные сельчане их подзаряжали — сперва один, а затем, по мере того как на кузне делались остальные стоячие велосипеды, и два, и три, а в конце концов и все шесть. Одна из деревенских женщин, тоже назначаемая по очереди, ждала его с готовым завтраком. Как представитель дракона, он имел законное право зайти в любой дом и съесть там все, что найдет, но такой, по очереди, способ казался дракону более уважительным. Весь остаток дня Вилл по приказу своего господина бродил по деревне и ее окрестностям, день ото дня уходя все дальше и дальше, — бродил и смотрел. Первое время Вилл не понимал, что это такое он высматривает. Однако, сравнивая приказы, передаваемые им жителям деревни, с тем, что запомнилось за предыдущий день, он постепенно понял, что дракон исследует обороноспособность деревни и ищет пути ее укрепления.

Правду говоря, защитить деревню от сколько-нибудь серьезной военной силы было невозможно. Но можно было сделать ее менее заметной и менее привлекательной для возможного противника. Были посажены живые изгороди из колючих кустов и — в изобилии — ядовитый сумах. Были засажены деревьями и завалены буреломом все ведущие в деревню тропинки. Был спущен и осушен пруд, чтобы солидный запас пресной воды не привлек внимания наступающей армии. Когда по Приречной дороге приходил еженедельный грузовик с почтой и товарами для лавки, Вилл подолгу листал журналы у прилавка, отвлекая водителя, чтобы тот поменьше глазел по сторонам, а то еще заметит что-нибудь необычное. Когда главный пасечник с гордостью объявил, что есть излишки меда и что можно продать их в низовье реки за серебро, Вилл передал ему приказ дракона уничтожить половину излишков, чтобы деревня не прослыла слишком уж процветающей.

После заката, когда небо быстро темнело, Вилл ощущал привычное покалывание в запястьях и некую смутную тревожную потребность, и тогда он возвращался к дракону, чтобы вступить с ним в тесное мучительное общение и поделиться всем, что видел за день.

Вечер на вечер не приходился. Иногда внедрение дракона оставляло его слишком разбитым, чтобы делать потом хоть что-нибудь. А иногда он проводил часы и часы, начищая и надраивая драконье нутро. Впрочем, чаще всего он просто сидел в пилотском кресле, прислушиваясь к еле слышному рокоту драконьего голоса, говорившего вещи, болезненные, как пытка, были они там правдой или нет, потому что нельзя было точно сказать, что они неправда.

— Рака у тебя, похоже, нет, — бормотал старый бойцовый змей. Снаружи, если верить часам на панели управления, совсем уже стемнело. Впрочем, люк все равно держался закрытым, а окон в кабине не было, так что светили здесь только шкалы приборов. — Прямая кишка не кровоточит, потери энергии не ощущается, что скажешь, мальчик?

— Нет, ужасный господин.

— Похоже, мне повезло при выборе, повезло куда больше, чем я ожидал. В твоих жилах есть доля смертной крови, это уж ясно как полная луна. Твоя мать была ничем не лучше, чем ей быть положено.

— Как, господин?

— Я сказал, что твоя мать была шлюхой! Ты глухой или просто недоумок? Твоя мать была шлюхой, твой отец — рогоносцем, сам ты — ублюдок, трава — зеленая, камни — твердые, а вода — мокрая.

— Моя мать была честной женщиной!

— Честные женщины спят не только со своими мужьями, но и с другими мужчинами, это происходит повсеместно и по причинам, которых куда больше, чем этих других мужчин. Тебе что, никто про это не говорил? Она могла заскучать, или просто была безрассудной, или ее шантажировали. Она могла искать денег или приключений или мстить твоему отцу. Она могла быть отчаянной женщиной и поставить свою честь на бросок монеты — орел или решка. Она могла поклоняться Рогатому. Может быть, ею овладело желание поваляться в вонючей канаве, опоганить себя. Она могла даже влюбиться. В жизни случается и не такое.

— Я не буду это слушать!

— А у тебя что, есть выбор? — Виллу показалось, что по лицу дракона — отсутствующему лицу — скользнула саркастическая улыбка. — Люк закрыт, и ты не можешь выйти. Да и вообще я больше и сильнее тебя. Это lex mundi [14] Закон подлунного мира ( лат. ). , уйти от которого невозможно.

— Ты лжешь! Лжешь! Лжешь!

— Верь во что душе твоей угодно. Но откуда бы там она ни взялась, эта смертная кровь — большая для тебя удача. Живи ты не в этой вонючей дыре, а в каком-нибудь более цивилизованном месте, тебя непременно призвали бы в военно-воздушные силы. Как тебе, конечно же, известно, все пилоты наполовину смертные, потому что лишь смертная кровь может с успехом противостоять холодному железу. Ты бы жил словно князь и учился быть воином. При удаче ты мог бы убить тысячи и тысячи. — Дракон на секунду задумался, а потом заговорил чуть тише. — Как бы мне отметить это нежданное открытие? Может быть, стоит… Ну да, конечно! Я назначу тебя своим первым заместителем.

— А я что, стану от этого каким-нибудь другим? — спросил Вилл и со злостью сковырнул струп на левом запястье.

— Не презирай титулы и звания. Это как минимум произведет впечатление на твоих друзей.

Это было намеренное оскорбление, потому что друзей у Вилла не было, и дракон прекрасно это знал. Были когда-то, а теперь их не стало. Все по возможности его избегали, а если такой возможности не было, вели себя при нем с предельной осторожностью. Дети дразнили его и всячески обзывали. Иногда они бросали в него камни или глиняные черепки или даже — как-то раз и такое было — коровьи лепешки, подсохшие снаружи, но мягкие и липкие внутри. В общем-то, все это случалось нечасто, потому что он непременно ловил обидчиков и задавал им хорошую трепку. И каждый раз это вызывало у малышни искреннее удивление.