Марина Эльденберт - Звезды падают в небо

— Хотите кофе?

— Не откажусь.

Не знаю, можно ли было назвать начало разговора удачным, но Гранхарсен попросил принести нам кофе и смотрел на меня теперь уже прямо, а не сверху вниз.

— Значит, Лархарра. Мой сын поделился с вами этой проблемой?

Нет, я считала ее из закромов Вселенной.

— Это кажется вам странным?

— Если честно, да. Джерман вообще редко говорит о проблемах. Не считая его характера, у него всегда все отлично. Для остальных.

Значит, меня как-то выделили из остальных?

Дурацкая мысль, которая пришла совершенно не вовремя. В минуту, когда мне нужно быть предельно сосредоточенной и собранной: этим политикам доверять нельзя. Чуть расслабишься, сразу возьмут в оборот, повесят перед носом маларрнелу, и будешь за ней скакать, сам не понимая зачем.

— Вы не ответили на вопрос.

— Вы тоже, эсса Ладэ.

— Ладно, — решила, что сейчас самое время уступить. — Джерман мне обо всем рассказал.

— Да, проблемы в Лархарре — моих рук дело, — подтвердил Гранхарсен, глядя мне в глаза.

С каждой минутой я отличала все больше сходства, и это начинало нервировать. Одно дело — ехать к гипотетическому отцу Гроу, далекому и недосягаемому, другое — оказаться рядом с ним так близко и понимать, насколько он его отец. Даже нижнюю челюсть и форму носа, если присмотреться, как одной рукой вылепили.

— Почему? — просто спросила я.

— Значит, мой сын рассказал вам не все?

— Он рассказал, что у вас была договоренность: последние съемки и возвращение, но вы с какой-то радости решили, что вернуться он должен раньше. Джерман отказался, после чего начались неприятности. — Иногда откровенность — лучшее оружие, и, кажется, это был тот самый случай.

Ноздри иртхана едва уловимо шевельнулись.

— Поразительно, — произнес он.

— Что именно? Что вы, пытаясь наладить отношения с сыном, делаете все, чтобы этого не произошло?

— Полегче, эсса Ладэ. — Гранхарсен не повысил голос, но меня окатило холодом.

На мое счастье, в этот момент вошла секретарь с кофе. Аромат горячего бодрячка ударил мне в мозг и включил даже то, что до этой минуты было выключено (оказывается), а именно инстинкт самосохранения.

— Тем не менее, — произнесла я, когда мы снова остались одни, — такое не способствует установлению доверительных отношений.

— Возможно. — Гранхарсен подвинул к себе чашку, не переставая пристально меня изучать.

Подозреваю, что во внутренней операционной системе иртхана меня уже разложили на биты, файлы и папочки, а потом собрали снова. В более-менее цельный образ.

— Когда мы с сыном говорили о возвращении, — неожиданно произнес он, — обстоятельства в Хайрмарге были совершенно другими. Вы ведь знаете, что выборы перенесли?

Кивнула: об этом я прочитала в сети, в частности, о том, что главный иртхан Ферверна подал в отставку и по этому поводу были объявлены досрочные выборы.

— Джерман всегда игнорировал общественное мнение и недооценивал свой статус, — заметил иртхан. — Для него все происходящее — игра или роль, и так было всегда. Возможно, это отпечаток его творческой натуры, возможно, ему просто на меня плевать, но с этим я уже давно смирился. Если не получается донести до него, что во время выборов он нужен мне здесь, а не в Аронгаре, где снимает очередной блокбастер, приходится делать это более жестким способом.

— И вы считаете, что, перекрыв съемки в Лархарре, увидите его рядом с собой быстрее? — приподняла брови.

— Рано или поздно.

— Скорее уж поздно, — заметила я.

Гранхарсен к своему кофе не прикоснулся, и мой тоже продолжал остывать.

— Вы сами сказали, что он игнорирует правила, — добавила я. — Для него важен этот фильм. Пожалуй, как никакой другой, потому что он последний. Всю свою жизнь он посвятил творчеству, думаете, это легко — просто взять и бросить все, чем живешь?

— В политике приходится принимать нелегкие решения, эсса Ладэ. С самого детства я старался донести до Джермана эту мысль, но он меня не слышал.

— Пока что он не политик. — Я обхватила руками колени, но тут же расплела пальцы. — Он ваш сын, которому нужно закончить съемки. Сделать это кино…

Я замолчала, понимая, насколько для меня важна Ильеррская. Наверное, именно в этот момент я осознала, что чувствовал Гроу.

— Таким, чтобы весь мир прилип к экранам от первой до последней минуты. Джерман не снимает кино и не делает постановки, он создает миры и людей. Образы, которые вытряхивают из зрителей последние нервы и которые проникают под кожу. Которые заставляют смеяться и плакать, ненавидеть и любить. Это его суть. — Последнее я выдохнула. — Он никогда не будет таким, как ваш…

Я неопределенно мотнула головой в сторону двери.

— Мой племянник, — подсказал Гранхарсен. — Почему-то мне кажется, что вы говорили не о ферне Ландерстерге.

— Я при всем желании не могла о нем говорить, потому что не выговорю его фамилию.

Иртхан сначала нахмурился, а потом рассмеялся. Клянусь, рассмеялся, дракон отгрызи мне сразу обе ноги, и я поняла, что действовать нужно сейчас.

— Верните Лархарру, — сказала я. — И вы вернете своего сына.

Улыбка скользнула по его губам прощальной тенью и исчезла.

— Долго репетировали эту речь, эсса Ладэ?

— Часа три, — сказала я. — Но та, которую репетировала, все равно не пригодилась.

— Вот как. — Иртхан усмехнулся. — И о чем же вы хотели говорить изначально?

— Там было очень много пафоса, и больше половины я уже не помню. Я здорово переволновалась, если вы понимаете, о чем я.

— По вам не скажешь, что вы вообще волновались, — заметил иртхан.

Я пожала плечами, потому что под костюмом взмокла до последней ниточки. Кажется, по возвращении в отель этот костюм придется выжимать, но почувствовала это я только сейчас. После его слов.

И застыла.

За время молчания, которое Гранхарсен то ли нарочно выдерживал, то ли просто всерьез задумался, я успела изучить обстановку начальственного кабинета — стеллажи с наградами, голограммы благодарностей в рамках. Плотно прикрытые жалюзи солнце пыталось разогреть, но они только отливали серебристо-стальным блеском.

— Пожалуй, я с вами соглашусь, эсса Ладэ, — произнес отец Гроу.

Согласится?

Согласится?!

Это значит, что…

— Проблему в Лархарре можно решить одним звонком.

Сердце чудом не выскочило через макушку.

— И вы его сделаете?

— Сделаю. Если вы сделаете кое-что для меня.

— Я?! — Теперь уже мои брови чуть не выскочили со лба.

— Вы, эсса Ладэ. Вы должны расстаться с моим сыном.

А больше вы ничего не хотите?

К счастью, вслух я этого не спросила, точнее, спросила, но немного иначе:

— То есть вы предлагаете мне отказаться от наших с Джерманом отношений, а взамен позволите провести съемки в Лархарре?