Джессика Клусс - Мрачно темнеющий свет

– Не уверен, что ты выразилась достаточно ясно. – Блэквуд казался ошеломленным. – Это последний раз, когда ты от меня об этом слышишь.

По крыше кареты барабанил проливной дождь. Зазмеилась молния, сопровождаемая пугающим раскатом грома.

– Как, по-твоему, сегодня все прошло? – спросила я, чтобы не молчать.

– Если не считать крови и боли? – Блэквуд сказал это без злости. Он взял маленький кинжал и осмотрел его. – Эти штуки могут быть полезными, если мы к ним привыкнем. Но я чувствую, что нам лучше вернуться к своим собственным истокам, а не искать помощи извне.

– И что, мы снова спрячемся под защитой?

Он положила клинок на сиденье.

– Нет. Время пряток прошло. Но сила приходит от единства. Странно, но я жалею, что Уайтчёрч не противился тому, чтобы мы использовали оружие. Он слишком легко позволил Королеве поколебать его сомнения. Тебе он тоже поддался, когда ты принесла ему этот портрет Стрэнджвейса.

Я нахмурилась.

– Не понимаю. Ты считаешь, он слаб?

– Определенно нет. Но когда думаешь о самых великих Императорах в истории – о Джоне Колтхерсте во время Войны Алой и Белой розы, Эдварде Рэне в период Реставрации монархии Карла II, становится ясно, что они понимали: нельзя уступать людям, которых они должны вести.

– По-твоему, Император никогда не должен идти на уступки? – Мне это казалось неправильным.

Блэквуд взял у меня часть бумаг.

– Хорошее руководство требует компромиссов. Бо́льшую часть времени.

Он углубился в чтение и читал до тех пор, пока мы не приехали домой.

Я поднялась наверх, чтобы проверить, удобно ли устроилась Мария. Дверь в аптечный пункт была приоткрыта, и я услышала бормотание. Мне стало любопытно, и я заглянула в щелку.

Первое, что я увидела, – Мария наконец-то надела платье. Платье когда-то было светло-голубым, но его стирали так часто, что оно стало светло-серым. Она все еще не собрала волосы в прическу, но украсила их цветами. Как раз в этот момент она вытащила из своих кудряшек фиолетовый цветок, смяла его в руке и сдула лепестки в деревянную миску, наполненную каким-то странным варевом.

Странно, ее голос звучал глубже и по возрасту соответствовал зрелой женщине.

– Вот оно, любовь моя. Теперь масло. Быстро, не позволяй ему стоять слишком долго… – Она взяла фляжку, которая стояла рядом, и побрызгала содержимое миски. Затем помешала, улыбаясь. – Ну вот. Теперь видишь?

Я открыла дверь, и она замолчала.

– Рук здесь? – Мне хотелось выглядеть как ни в чем не бывало, но Мария была слишком умна.

– Все в порядке, Генриетта. Это Вилли. – Она налила в миску немного воды и продолжила смешивание.

– Вилли? – Я села напротив нее, наблюдая, как она берет кусочек ткани и размазывает по нему получившуюся массу. Сложив ткань вдвое, она стала разминать то, что было внутри.

– У меня было не так много друзей в жизни, – сказала Мария. Развернув ткань, она отрезала кусочек от получившейся пастилки; ее щеки слегка покраснели. – Мне было пять, когда меня забрали в работный дом в Эдинбурге. Когда мне было десять, я оттуда убежала. С тех пор я выживала в основном сама.

– Ты была в работном доме? В пять лет? – Я знала об отвратительных условиях, в которых работали дети в Йорке. Они вставали с рассветом и до самого заката занимались ткачеством или чем-то еще; питание было скудным, да еще и побои за малейшую провинность… В Бримторнской школе мисс Моррис, старшая преподавательница, всегда напоминала нам, что мы удачливее большинства.

– Ага. После того как я сбежала, мне пришлось жить своим трудом, научиться охотиться, ловить рыбу и, главное, защищать себя. Поэтому я завела себе воображаемого друга.

– Вилли?

Она положила на стол передо мной кусочек пастилки.

– Ну, мне всегда казалось, что это Вилли.

Ей было неловко, и я сменила тему, кивнув на снадобье:

– А что эта штука должна делать?

– Тут масло лаванды, вербена, вода и корень имбиря. Все это сделает тело Рука сильнее. – Она потерла живот. – Вымывает яд.

Со стороны окна послышался тихий шум, и я вздрогнула. С балки свисала клетка – я ее не заметила раньше, – в клетке хлопала крыльями горлица с кремовым опереньем. Мария встала и отперла дверцу. Птица послушно скакнула ей на руку, и девушка кончиком пальца стала поглаживать мягкую головку.

– Откуда у тебя взялась горлица?

Мария пожала плечами.

– Один человек продавал птиц в клетках, бродил вперед-назад по улице. Вот эта запала мне в душу. – Мария не отводила взгляда от птички. – Этот город слишком жесток. Меня успокаивает, когда рядом со мной есть кто-то живой и чистый.

Она прижала горлицу к груди и тихонько засвистела. Звук напоминал слабо дующий ветер. Комнату затопила энергия, та самая, какую я почувствовала, увидев, как Мария избавляется от яда фамильяра. Впрочем, нет. Эта энергия была нежной.

– У тебя были домашние питомцы, когда ты была крохой? – Я протянула палец, чтобы погладить горлицу, но та недовольно взъерошила перья: ей нужна была только Мария.

– Я не очень хорошо помню клан моей бабушки, но, как ни странно, животных запомнила. Горлицы слетались к нам особенно охотно. До того как начались сожжения, у нас их было много.

Ее глаза с теплым оттенком карего потемнели, она посадила птицу на стол.

– Не понимаю, как чародеи могли быть к вам настолько жестоки, – нахмурилась я, поймав себя на том, что сказала «чародеи», а не «мы» .

– Мы празднуем жизнь, да. Но и смерть тоже. – Мария достала из волос еще один цветок и покрутила в руках. – Ты видела, что я сделала с кустом той ночью. Чтобы один жил, другой должен умереть. – Голос Марии стал глуше. – Иметь такую власть опасно.

Дверь открылась, и зашел Рук. Его глаза светились, лицо раскраснелось, я даже испугалась, что у него лихорадка. Но широкая улыбка говорила, что он не чувствует боли.

– Где ты был? – спросила я, когда он скользнул на скамейку рядом со мной. У него тряслись руки, и он выглядел взволнованным.

– Чудесный день на работе. – Рук вскочил и заходил вокруг Марии. – У нас уже что-нибудь есть попробовать?

Что ж, по крайней мере, я буду здесь, когда он получит лечение.

Мария вручила ему приготовленную пастилку.

– Вкус будет непривычным, но ты не должен пить воду, по крайней мере следующие десять минут.

Рук, сморщившись, съел эту штуку за раз.

– Это скоро сработает? – В его черных глазах была такая надежда! Он снова сел рядом со мной, и его рука нашла мою.

– Вот и посмотрим, – уклончиво ответила Мария. – А пока что не беспокойся.

Казалось, Руку этого было достаточно. Но пока тени не отступят, я буду беспокоиться. Меня нельзя было остановить.

В течение всей следующей недели мы встречались во дворе казармы и практиковались с оружием. Флейт и фонаря избегали, но учились обращаться с клинками. Ди в конце концов забросил косу, так как она не переставала издавать ужасные звуки. Каждую ночь, когда мы расходились, я гадала, что мы делаем так, а что не так. Книга Стрэнджвейса меня все больше озадачивала. Похоже, у него в голове была какая-то мешанина.