Анна Шилкова - Мострал: место действия Постон [СИ]

Ее личико тут же стало меняться, вся она стала чуть поменьше и через несколько мгновений рядышком лежали два беззаботных, радостных и абсолютно одинаковых младенца. Мамки тут же подскочили, но верещать не спешили. У большинства это был даже не третий ребенок, так что они привыкли удивляться молча. Мама Льесы же застыла, таращась на свою дочь.

Женщина подхватила девочку и побежала домой. Времени с момента родов прошло очень мало, так что бег давался тяжело. Уже дома она почувствовала горячие струйки, стекающие по ногам, но не обратила внимания.

Дома положила своего ребенка с чужой внешностью в кроватку, даже не вспомнив, об оставленных на поляне вещах.

Через несколько часов с работ в полях вернулся отец Льесы. Мать все ему рассказала и, в качестве доказательства, предъявила изменившегося ребенка. Отец сперва не понял. Решил, что это такая шутка. Младенцев на вид он не отличал, так что на следующий день отправился на луг вместе с женой. Та шла медленно, как на казнь, несла дочь на руках, крепко прижимая ее к себе, мысленно готовясь защищать ее своим телом.

На лугу сегодня, как и вчера, как и каждый день, уже собрались мамки и няньки, которые, едва завидев виновниц вчерашнего переполоха, насторожились.

Мальчик, внешность которого вчера так ловко скопировала Льеса, лежал рядом со своей матерью.

Мужчина посмотрел на детей, положенных рядом. Испытывая неуверенность в своих видениях, переместил по другую сторону от дочери еще одного ребенка, в качестве контрольной группы. Льеса тут же повернулась к новому знакомому, радостно гукнула и пнула соседа в ногу. Внешность девочки, ее мама могла поклясться, что родила девочку, немедленно преобразилась — теперь она стала точной копией нового мальчика.

Взгляды присутствующих взрослых из настороженных стали недобрыми. «Шли бы вы», — как бы намекали односельчане, знавшие мать Льесы всю ее жизнь.

Оба родителя, подхватив среднего из трех лежавших в рядок мальчиков, благоразумно поспешили скрыться.

— И где ты это нагуляла? — Мрачно осведомился отец, едва за ними закрылась дверь в домик.

Для Ласель тут же испарился весь уют домика. Шарата сочувственно глянула на подругу.

— Нигде. — Тихо всхлипнула мать ребенка. — Чем хочешь поклянусь — никого кроме тебя у меня в жизни под юбкой не было.

Ладонор сделал шаг назад, картинка тут же поблекла. Вокруг были только обожженные развалины дома. Слышался детский плач, но слышался отдаленно, будто в другом доме.

Перед входом на участок стоял молодой отец, безразлично рассматривающий тлеющий дом, а спина матери Ласель практически скрылась из виду, удаляясь в ту сторону, откуда недавно пришли наблюдатели. Мужчина сплюнул на землю, да и пошел в другую от своей жены сторону. Оба они покинули родные края в чем были — остальное сгорело.

— За кем желаете сперва? — Перекатился голос проводника.

— Зачем? — Ласель, как могла, сдерживала подступающую истерику, но получалось у нее не очень — голос, перекатываясь на самые разные лады, отчетливо дрожал.

— Тебе нужно избавиться от лиц. — Ладонор пожал плечами.

— Зачем? — Настойчивей повторила девушка.

— Таков порядок для таких как ты. — Проводник оставался безучастен.

— Это каких? — Встряла Шарата.

— Вскормленных бесами. — Зло выплюнула Ласель и широким шагом двинулась вслед за отцом, успевшим прилично отдалиться.

Ладонор только хмыкнул и сделал шаг вперед.

Обстановка тут же изменилась. Вокруг нависал каменный город. Тогда еще совсем небольшой Матур, состоящий, по сути, из порта и жилищ его постоянных работников, вонял. Кто знает, зачем проводник решил отпечатать эту деталь в памяти погибших девушек, но запах стоял просто убийственный.

В давно нечищеной канаве, обрамляющей обитель стражей порядка, возлегало существо. Нет, если присмотреться внимательнее, в существе угадывался человек. Избитый, измотанный, утративший моральный облик, уже несколько лет не просыхающе пьяный, теперь он умирал от заражения крови. Если бы только нашелся лекарь, что не побрезгует за такого браться, но ведь даже ученики лекаря не связывались с такими экземплярами. До открытия лечебницы еще триста лет, до появления первых лекарей, стремящихся помогать действительно всем, а не только тем, кто готов платить звонкой монетой, еще лет двадцать, а прямо сейчас Карн Шатур погибал, лежа в грязной канаве, призванной служить защитой для двухэтажного каменного мешка, где содержались такие же отбросы общества, как он сам, только здоровые, в воняющем отходами, тухлятиной и тиной городе, который он всей своей душой ненавидел только за то, что в нем не было его жены.

Всю эту гамму эмоций прочувствовали обе девушки — Ладонор решил исчерпать вопрос полностью, не растрачивая время на просмотр двух годов жизни отца бесовской дщери.

Стоило в душе Ласель зародиться жалости к отцу, проводник тут же привел девушек в крошечный прибрежный городок, который на фоне Матура в те годы выглядел просто райским.

Там маленький мальчик, не старше самой Льесы, активной играл с песком и крупными ракушками. Прекрасный солнечный день, яркое синее море, еще не горячий, просто теплый, песок дарили чувство ленивого покоя.

Дети попросились в воду и родительницы не могли им отказать — подхватили на руки и переместились в воду. Привязывать детей, конечно, было делом неприятным и неприглядным, однако, так можно иметь хотя бы небольшие гарантии того, что их никуда не уволочет течением. Льеса, так и не вернувшая свое первое лицо, оставалась мальчиком, и вот сейчас снова коснулась мирно играющего рядом ребенка.

Малец сперва не понял в чем дело, когда увидел свою точную копию. Покряхтел-покряхтел, да и заголосил. Мама девочки, снова сменившей облик, не дожидаясь попыток «искоренить зло» подхватила кровиночку и в тот же вечер спешно покинула город.

— Может как-то ускорим? — Злобно буркнула Ласель.

— Можем.

Ладонор сделал очередной шаг вперед, и все трое оказались в темноте. Непроницаемо черное пространство не позволяло ничего рассмотреть в принципе. И Ласель, и Шарата уже потеряли ориентацию, когда вокруг начали вспыхивать лица. Самые разные, непредсказуемо отличающиеся, и каждое лицо приносило смену настроения, в зависимости от того, в каком расположении духа была Ласель, когда примеряла очередную личину.

Первая сотня оказалась даже приятной, по отношению ко всем последующим. Обе синхронно оглохли и ослепли, все ощущения довольно быстро свелись к ненависти. Всепоглощающее отвращение к себе, к миру, к хозяевам лиц и воспоминаний, к знакомым и малознакомым людям — затопила сознания, вытесняя все прочие чувства и воспоминания.

— Полагаю, вам не повредит перерыв. — Жестко усмехнулся проводник и повел рукой. В этот раз, видимо, решил обойтись без шагов.