Александр Рудазов - Криабал

К тому же Джиданне тоже хотелось получить Криабал. Слишком уж много слышала она об этом сказочном сокровище, когда училась. Школяры то и дело шушукались о нем мечтательно.

Бурый Криабал она даже видела. Он хранится в библиотеке Клеверного Ансамбля, и это единственный из Криабалов, что доступен для обозрения. Под бдительным присмотром его стражей можно подойти и бросить благоговейный взгляд на древний кожаный переплет. Бурый Криабал принадлежит Мистерии уже много веков, но за все это время ни разу не раскрывался, ни разу не использовался.

По крайней мере, так заявляется ученым советом.

- Хорошо, - угрюмо сказала Джиданна. – Я с вами. Но когда у нас будет Криабал – я хочу свою четверть.

- Ты не разочаруешься в своем решении, дочь моя, - приятно улыбнулся Дрекозиус. – А что до вас, бравые мужи? Присоединитесь ли вы к нам в этом героическом походе?

Мектиг молча кивнул. Плацента ответил потоком нецензурной брани, суть которой, впрочем, сводилась к слову «да».

- На том и порешим, - еще шире улыбнулся Дрекозиус. – И теперь, пока праведный огнь еще горит в наших сердцах... как нам попасть в Паргорон? Можешь ли ты посодействовать в этом, дочь моя?

- Не могу, - пожала плечами Джиданна. – Извините.

- Это чё так?! – возмутился Плацента. – Ты ж волшебница, тля!

- А, ну да, я совсем забыла, - очень внимательно глянула на него Джиданна. – Действительно, я ж волшебница. Сейчас, минуточку, я взмахну моей волшебной палочкой и перенесу нас в Паргорон. А потом взмахну еще раз и разгоню всех демонов. А потом взмахну в третий раз и призову все Криабалы прямо нам в руки, чтоб долго не бегать.

Даже до Плаценты дошел этот тончайший сарказм. Он фыркнул, засопел и буркнул, что бы он сделал с Джиданной, не будь та фригидной страшилой.

Джиданна пропустила его слова мимо ушей. Она в принципе не реагировала на оскорбления.

- Что ж, печально слышать, что твои способности не могут нам помочь, очень печально, - вздохнул Дрекозиус. – По счастью, ты не единственная волшебница на белом свете, дочь моя. Так вышло, что я знаком с одним чародеем, способным помочь нам в этой беде. Очень древним и очень могущественным.

- Это с кем? – спросила Джиданна.

- Мэтр Кауд. Не слышала?

- Никогда не слышала.

- Не слишком этому удивлен. Дело в том, что живет он не в Пайнке, а в горах, ведет... м-м... отшельнический образ жизни. Так что придется нам немного прогуляться.

- Прогуляемся, - пробасил Мектиг.

- И еще одно... Он... при всем моем уважении к этому замечательному, очень талантливому чародею, его никак не назовешь... бескорыстным. Если говорить правду в глаза и не прибегать к ложному славословию, мэтра Кауда можно назвать даже... жадным. За свои услуги он берет недешево... так что понадобятся деньги. И немало.

Джиданна отвела взгляд первой. У нее осталась едва ли дюжина медных хольдарков. Этого хватит, чтобы один раз скромно пообедать. В самой дешевой таверне.

Мектиг некоторое время ворчал – благодаря расправе над бандой Ирги Сварливца в его кошеле звенела сотня серебряных ханнигов. Если не слишком барствовать, на эти деньги можно прожить две, а то и три луны.

Дольше всех кобенился Плацента – в его каморке был тайник с двадцатью добрыми золотыми хдарками. Одному полугоблину этого хватит на целый год, четверым… на четверых Плацента делить не хотел.

- Что ж, вижу, что и эту проблему придется решать мне, грешному, - тяжко вздохнул Дрекозиус, открывая нишу в стене и доставая тяжелый кошель. – За годы беспорочной службы я вымолил у богов малую толику сего презренного металла... что ж, пусть теперь он послужит благому делу.

- Вот это правильно, святоша, - хрюкнул Плацента, ощупывая кошель масленым взором. – Сколько там у тебя – хдарков двести... нет, двести двадцать!

- Необычайно точная догадка, сын мой, - внимательно глянул на полугоблина жрец. – Здесь двести двадцать два полновесных золотых хдарка.

Плацента только фыркнул. Кошель манил его, как кусок хлеба голодного. В голове щелкали цифры, мелькал курс золотого хдарка, монеты превращались в роскошные яства, дорогие вина и покладистых блудниц. Полугоблинов привечают только самые грязные шлюхи, но Плацента по опыту знал, что куча золота превратит в грязную шлюху даже монашку.

- Что ж, дети мои, если мы пришли к соглашению, предлагаю нам сейчас разойтись по домам, собрать вещи в дорогу и завтра утром встретиться у северных городских ворот. Думаю, будет не очень разумным отправляться в путь с бухты-барахты – все-таки идти нам предстоит в горы, а на дворе еще зима. Отдохните как следует, выспитесь, поешьте.

На том и порешили. Оставив жреца отдавать распоряжения на время своего отсутствия, дармаг, полугоблин и волшебница вышли наружу. Джиданна сразу пошла домой, не посчитав нужным даже попрощаться. Плацента же покосился на Мектига и неохотно спросил:

- Слышь, дерьмозад, тебе переночевать-то есть где?

- Нет, - проронил Мектиг.

- Тля... Ладно, тля, пошли ко мне, кину тебе соломы в углу. И вроде в казане у меня еще какие-то отбросы остались...

Под потолком шуршали летучие мыши. Издали доносился приглушенный звон кирок и рев тяглового бегемота. В этой штольне работы не велись уже довольно давно, потому было здесь сравнительно тихо.

Хобии, когда иссякла жила, опечатали вход Каменной Паутиной, но, будучи слепыми, не заметили в одном месте прорехи. Фырдуз нашел ее случайно, но долгое время не знал, для чего та может пригодиться.

Теперь же они с Тревдохрадом притаились за ней и ждали. Их смена закончилась час назад, но они не отправились спать, а проскользнули сюда. Кобольд несколько дней следил за передвижениями хобиев и других каторжан, замечал и запоминал маршруты.

Особенно его интересовал один конкретный каторжанин. Лук-Бат, единственный на шахте циклоп. Неизвестно, где и как хобии его поймали, но приходилось великану тяжко. Вшестеро выше своих мучителей, он мог убить любого из них просто ударом кулака. Поэтому хобии приковали его к огромной вагонетке, да еще и выкололи глаз.

Лук-Бат толкал свою вагонетку сложным маршрутом, но через каждые два часа этот маршрут приводил его к опечатанной штольне. И сейчас, перед тем, как в ней притаиться, Фырдуз кое-что оставил аккурат на пути движения.

Грохот стал слышен заранее. Циклоп шагал грузно, упершись ручищами в стальные ободы. Ему почти не давали отдыхать. На израненных ступнях темнела запекшаяся кровь – ослепший, великан не видел, куда ступает. Среди каторжан находились сволочи, видящие забаву в том, чтобы кинуть ему под ноги острый камень или ржавую железку.

Фырдуз чувствовал угрызения совести. Он сам только что сделал нечто гораздо худшее. Лук-Бату будет очень больно, он будет очень страдать... и скорее всего умрет.