Екатерина Боровикова - Вырай [СИ]

— Буслик ты мой, родной! — Парень подхватился и, пошатываясь, побрёл в деревню. До дома оставалось пройти несколько сотен метров.

Калитку открыть не смог — не хватило сил. Во дворе забеспокоился Бакс. Ни на что не надеясь, непослушными мёртвыми пальцами Вадим достал телефон, который тут же зарылся в снег.

Упрямо, из последних сил, юноша попытался дотянуться до гаджета. Оперся о калитку, та не выдержала и со скрипом отворилась — родители не знали, когда приедет сын, и на всякий случай не заперлись. Вадим ввалился в родной двор.

Бакс бегал вокруг парня — то скулил, то заливался лаем, рьяно облизывал лицо, но юноша почти не реагировал. Пёс бежал к дому, царапал дверь, выл и бежал обратно. Рыл снег вокруг смертельно замёрзшего и уставшего человека, спешил к дому и звал, звал хозяина на помощь.

В доме зажёгся свет. На крыльцо в семейных трусах и валенках выскочил встревоженный отец. Пёс стрелой рванул к нему, потом к Вадиму, потом опять к старшему хозяину.

— Батя? Это я. Я дошёл, бать!

Вадим отключился.

— Спадарыне грозит опасность. Спадарыня должна со мной поговорить.

— Что ещё? — пробормотала Аня.

— Жду на кухне. Это очень важно. — Из-за шёпота было не понять, мужчина это или женщина. Чьи-то шаги мелкой дробью простучали по полу, и всё стихло. Аня окончательно проснулась.

Лёша спал, сбросив одеяло и раскинув руки. Девушка постаралась понять — приснился голос или он звучал на самом деле. Решив, что это опять воображение чудит, Аня повернулась на бок и поправила подушку.

И тут поняла, что очень хочет пить.

«Теперь ясно, почему голос во сне звал на кухню. За водичкой».

Анюта, стараясь не разбудить мужа, встала, накинула халатик и на цыпочках вышла из номера.

Гостиница спала. В коридоре горела только одна тусклая лампочка, над входом в ванную. Добрынина спустилась на первый этаж. Здесь источником света была лишь диодная лампа над рабочей поверхностью кухни. Аня подошла к кулеру и с удовольствием выпила целых два стаканчика воды.

— Напилась? Пойдём скорей.

Аня уронила стакан. Пластик еле слышно шлёпнулся на плитку и покатился под стол.

— Кто здесь?

— Это я.

Девушка завертелась.

— Пс-с, сюда смотри! Вниз, ну!

Добрынина перевела взгляд на пол, взвизгнула, запрыгнула на стол и поджала ноги.

— Доброй ночи, спадарыня. — Загадочный человечек вежливо поклонился.

Выглядел он уменьшенной копией хозяина усадьбы, даже бородка оказалась так же подстрижена. Только ростом не вышел — в мужичке был метр от силы. Одет был в джинсы и клетчатую рубашку, на ногах кроссовки. Всё миниатюрное, словно игрушечное.

— Ты кто?

— Якуб я, домовой.

— А-а-а, понятно. Очень приятно, — криво улыбнулась Аня, бочком сползла со стола и торопливо пошла к лестнице.

— Ты куда, спадарыня Анна? А поговорить?

— Не буду я разговаривать с галлюцинацией, — пробормотала Добрынина.

Странное поведение родственников, шалости с косметикой — всё это плод воображения. Домовой стал последней каплей. Пора было признать — с головой творится что-то неладное. Аня приняла единственно верное решение — обратиться к свёкрам. В конце концов, они медики, они помогут.

Две верхних ступеньки разверзлись, как чья-то беззубая пасть, и женщина провалилась под лестницу.

От неожиданности перехватило дыхание. Полёт длился недолго, закончился приземлением на мягкий широкий диван.

— Привет. — Уродливая старуха с телом ребёнка улыбнулась. Аня всхлипнула и потеряла сознание.

— Я же просил — не показывайся, пока всё не объясню! Зачем девочку зря пугать!

— Не нравится она мне.

— Скажи, Леся, а хоть кто-нибудь из людей тебе нравится?

— Конечно.

— И кто?

Сопение было ответом.

— Вот так вот. А она, между прочим, ещё ничего, бывают и похуже!

— Не ори, а то борода дыбом встанет. Поняла я всё.

— Придёт в себя — извинись. И за беспорядок, и за то, что вытянула в Вырай.

— Тот свет ладно, но из-за бардака извиняться?! С какой стати? Ты же всё убрал!

— Я убрал, а ты нагадила. Она перенервничала.

Аня лежала, слушала этот странный диалог и делала вид, что всё ещё в обмороке. Почему-то страха не было, а ещё вспомнился сон про необычный лес и кикимору. Во всех подробностях. Женщина приоткрыла один глаз.

Под лестницей оказалось неожиданно просторно — полноценная комната, даже больше, чем номера в усадьбе. Стены оклеены обоями в весёленький цветочек, потолок белый, на полу линолеум. Лежала Анюта на плюшевом голубом диване, рядом стояли два таких же пухлых кресла. На одном, насупившись, сидел Якуб, на другом Леся болтала босыми ногами. Было светло, но ни люстры, ни какого-либо другого источника света Аня не заметила. Как и окон. Множество сундуков, коробок, шкатулок, мягких игрушек создавало ощущение захламленности и уюта одновременно.

— Между прочим, она пришла в себя. Подслушивает. — С каким-то странным одобрением сказала кикимора.

Аня открыла глаза и села.

Якуб сразу засуетился, извинился за столь грубое приглашение в гости. Потом прикрикнул на Лесю, и та, встав, заложив руки за спину и опустив голову, процедила сквозь зубы: «Я больше не буду». Аня почувствовала себя воспитательницей в детском саду.

— Где я?

— Спадарыня Анна, не волнуйся. Ты у меня дома.

— В усадьбе?

— Скорее нет, чем да. Почти.

У Добрыниной резко заболела голова. Этот мелкий чудик её запутал.

— Проехали. Лучше скажите мне — домовые, привидения… Правда, существуют?

— Дура! Ну, вот же мы, перед тобой! Хватит тормозить! — Кикимора в сердцах плюнула на пол. Линолеум зашипел и задымился, на месте плевка образовалась маленькая дырочка.

— Леся!

— Извини, извини. — Вредная девочка-старушка села на кресло и нахохлилась.

— Спадарыня Анна, не обижайтесь на неё. Воспитание плохое.

«Какое воспитание? Что за бред?» Но вслух Аня продолжила этот сумасшедший разговор.

— Господин Якуб, вы хотели что-то со мной обсудить?

— Да. — Человечек почесал затылок. — Понимаете, ваши родственники, как бы это сказать. Не совсем хорошие люди. У Алексея чёрная душа. А у Григория душа вообще вся растрескалась. Ещё немного, и она исчезнет без шанса на возрождение.

Аня вообще не понимала, о чём толкует этот смешной малыш. Но молчала и слушала. А тот распалился, стал ходить туда-сюда по комнате.

— Свекровь ваша, спадарыня Анна, тоже не подарок. Душа у неё обычная, но покалеченная. Это пострашнее, чем чернота. От таких людей никогда не знаешь, чего ожидать.

— Хватит голову девке дурить! Ты же видишь — она ничего не понимает! Короче. — У кикиморы воинственно задрожал подбородок. — Когда они смотрят на тебя — у них в головах такие тёмные мысли проносятся, что даже мне жутко. Так что беги от них, дурёха.