Руслан Агишев - Взять своё [СИ]

После некоторой возни из шатра вышло двое бессмертных и, встали у самого входа. Остальная четверка разошлась по периметру шатра, где и застыла неподвижными статуями.

— Похоже, ловить здесь больше нечего, — прошептал Солтанай, внимательно вслушиваясь в окружающие звуки. — Так надраться можно лишь от пулькэ. Но почему я ничего не чувствую?

Пулькэ, крепкий шаморский самогон, оставляла за собой настолько резкий сивушный запах, что не почувствовать его было просто невозможно. Солтанай же ловил носом лишь запахи военного лагеря — вонючего пота, горьковатого дыма костров и сыромятной кожи.

Он наблюдал за шатром кади почти до второй стражи (время рассвета, когда меняется караульные на вышках походного лагеря) и решил уходить лишь тогда, когда горизонте начало рассветать.

— Он никуда не денется, — осторожно выбираясь в сторону, шептал Солтанай. — Будет валяться до обеда… Я же пока проверю нашего лекаря.

Найти его было несложно. Лэр Трюлок слишком любил комфорт, чтобы ютиться в палатке или шатре в поле среди тысяч простых бессмертных. Он предпочитал крепкие стены, надежную крышу над головой и пылавший жаром камин, а все это можно было найти лишь в городе.

Шататься ночью по недавно захваченному городку было довольно опасно. Тебя мог прихватить патруль, который ночным шатунам сначала мял бока и лишь потом выяснял, какого черта ты забыл здесь в такое время. Не церемонились и местное отребье, которое с приходом шаморцев лишь на время исчезло из вида.

Однако, у того, кто добровольно стал тенью командующего, для первых была золотая пайза, при виде которой любой шаморец падал на колени, а для вторых хороший кусок стали…

— Воля Победоносного, — подходя к главным воротам, негромко проговорил Солтанай. — Где лэр Трюлок? — охрана — трое или четверо угрюмых бессмертных, встрепенувшихся было при виде одиноко путника, тут же упали на колени; золотой блеск охранного знака действовал безотказно. — Быстрее.

— Он здесь господин, — поднимаясь с колен, прогудел старший. — Лэр Трюлок остановился в большом доме рядом с таверной. Вы не ошибетесь. Там только один такой дом.

Действительно, возле таверны стоял солидный каменный дом, огороженный довольно высоким забором из мощных обтесанных валунов. Мощенную дорогу к парадному входу перегораживала толстая кованная решетка, которую мог позволить себе лишь очень богатый человек.

— Неплохо, — присвистнул Солтанай, оценив солидную толщину железных прутьев. — Тут одного железа на тысячу, а то и две золотых… Воля Победоносного! — он вновь сверкнул золотой тамгой, когда ему попытались преградить путь два здоровенных лба в доспехах. — Где лэр Трюлок? Ну?!

Сам же лекарь обнаружился в доме, возле высокого камина. В его руке был серебряный кубок, а в огромной комнате медленно плыл пряный аромат подогретого вина.

— Что?! Я же приказал не мешать мне! — заорал лэр, едва только на пороге комнаты показался посланец Сульдэ. — Где эти обалдуи? А…, — в руки Солтаная в очередной раз появилась золотая пайза и толстая туша лекаря тут же упала на колени. — Слушаю и повинуюсь.

Солтанай же молча прошел к столу и, взяв с него кубок, с наслаждением выпил еще горячее вино с пряностями. Горячая и чуть пьянящая жидкость тут же разошлась по его жилам, разгоняя из мышц и костей спрятавшийся там холод.

— Что ты дал Великому кади? — глазки толстяка заметались, словно его уличили в чем-то очень постыдном. — …

Золото тамги с древним шаморским символом, которое Солтаная продолжал держать в ладони, словно гипнотизировало лекаря. Пытаясь ответить, тот запинался, сильно потел…

— Э-э-э, господин…, э-э-э, — паника плескалась в глазах лекаря, который после такого вопроса напридумывал себе такого. — Я бы даже не посмел что-то сделать… Э-э-э. Я совсем старанием, но наконечник застрял и я просто не мог… Э-э-э…

В жарко натопленной комнате пот ручьями стекал с него, распространяя вокруг противный запах страха.

— Но ему же было совсем не больно. Он совершенно ничего не почувствовал… А наконечник почти достал ребра. По другому было просто не вытащить, — лекарь заискивающе заглядывал в глаза Солтанаю, словно пытался там что-то прочитать. — Иначе бы он умер… А эти листья… Они подарок небес. Да, да, господин, они снимают боль, — лекарь, видя, что его не пытаются тащить на плаху из-за убийства высокопоставленного пациента, оживал на глазах. — Я окуривал их дымом легионеров с раздробленными руками и ногами, со вскрытым брюхом и даже с… водянкой…, — заискивающее и чуть испуганное выражение лица лекаря на какое-то мгновение сменилось восхищением. — И все они погружались в забвение, забывая про свою боль. Я видел улыбки на их лицах, видел, как они снова рвались в бой.

Лэр Трюлок был чертовский напуган. Мысли его пытались… «Благие Боги, неужели ему стало хуже… У-у-у-у! Баран! И кто меня только дернул ввязываться в это?! У-у-у-у! Лучше бы этот мерзкий скунс, Карет (другой старший легионный лекарь, с которым они терпеть не могли друг друга) взялся его резать. Нет, милостей захотелось! — в панике бичевал он сам себя. — Мол, господин увидит такое мастерство и ту же приблизит к себе… Благие Боги, каким же идиотом я был. Мне же отрубят голову за такое, четвертуют…».

— Эй! Эй, ты слышишь меня?! — паникующий лекарь чуть не потерял сознание от диких, пробирающих до печенок, переживаний. — Да, очнись же ты! Лэр Трюлок?! — раздавшаяся пара хлестких ударов по щекам быстро привела его в чувство. — Очнулся?! А теперь внимательно слушай меня, — золотая пайза вновь сверкнула в его ладони. — Мне все равно, что ты там делал. Все равно! Лечил — не лечил, резал — не резал, — в поросячих глазках лэра, кажется, стало появляться что-то осмысленное. — Я лишь хочу знать, что ты ему дал? Отчего он словно сам не свой? И помни, Победоносный не терпит лжи.

Еще более проникшись, Трюлок быстро — быстро закивал головой — то ли он так выражал свое понимание, то ли кланялся.

— Это все гном, тот гном, что помогал у меня с раненными. Проклятый коротышка! Если бы я только знал, но я же не знал, — затараторил лекарь, вываливая на посланника Сульдэ гору пустой шелухи и маленькие крупинки полезных сведений. — А что я должен был делать? Что господин? У нас было много раненных. Десятки раненых…, — Трюлок с таким жаром с такой яростной жестикуляцией рассказывал, что Солтанай аж поморщился. — Везде кровь, раздробленные кости, ор… А тут этот гном рядом. Ходит между стонущими с лампадкой и каким-то дымом окуривает их. Я смотрю, а никто уже и не стонет, не орет. Лежат себе с постными рожами, словно в купальнях Золотого города. Господин, я не поверил своим глазам! Вот, только что комтуру перевязали его культю, а тут он уже что-то со смехом рассказывает соседям.