Руслан Агишев - Взять своё [СИ]

Тот шустро набросал в жадно загудевший костер приготовленные сучья и начал рассказывать. Рука же старика, привычно ухватив остро заточенное перо дикого сизаря, начала выводить небольшие буковицы письма.

«… И ужаснулись верные сыны Ольстера, когда не нашли в своих рядах своего господина. Наш король, Роланд I, бросившийся в числе первых на несметные полчища врагов, остался там — на поле брани. Трое суток ближники сюзерена искали тело своего господина, но все было тщетно. Не было его ни среди раненных, ни среди живых. И тогда воцарилась среди рыцарей скорбь великая…».

Летописец поднял голову и посмотрел на мальчишку.

— Говоришь, мессир Крэгвул объявил себя местоблюстителем, а его высочество будущим королем? — тот важно кивнул головой, понимая, что рассказывает о будущем Ольстера. — Хорошо…

«Но в этот трудный для Ольстера час верной опорой трона стал мессир Крэгвул, который взял под опеку своей внука и будущего короля». Закончив писать, старик подслеповато щурясь наклонился к книге.

— А теперь, что уж там рассказывали эти погорельцы? — парнишка сразу не ответил. — Ну, с севера которые…

«Нашествие Шамора принесло на земли Ольстера не только разорение и гибель. Дошли до нас известия о странной ереси, что подобно заразной болезни стала охватывать северные провинции. И темные крестьяне, и горластые горожане на тех землях, потеряв веру и надежду в приход королевских войск, стали привечать странных проповедников. Десятки их наводнили дороги и тропы разоренного Ольстера. Лукавыми и грозными речами о пришествии нового божества они прельщали черный люд, склоняя его в новую веру».

Перо его перестало писать. Прихваченные морозом чернила застыли. Старик поднес перо ближе к огня и с силой затряс им.

«Разное глаголили они о силе его, о чудесах. Рассказывали, как грохочут под его поступью небеса и крошатся скалы, как неугодные ему превращаются в тлен и прах…».

— Зовут же его, — ученик, бросив настороженный взгляд по сторонам (все эти рассказы пугали его до ужаса), шепотом добавил. — Ледяной Владыка…

Курх, грузный мужчина, с выпирающим из под теплой рубахи брюхом, с жадностью грыз свиную кость. Из под зайчьей губы выглядывали его неровные желтые зубы; густой жир стекал между ними прямо по подбородку.

— Славный был хряк, — прочавкал он сам себе, потянувшись за еще одним куском. — Добрый…, — его подернутые радостью глаза неотрывно пожирали исходящую паром миску. — …

В этот момент дверь в горницу резко отворилась и внутрь словно выпущенный из пращи камень влетела такая же полная, неопрятная женщина со всклоченными волосами, вылезающими из под грязного чепчиками. Ее метавшие молнии глаза тут же скрестились на жующем Курхе.

— Сидит он тут жрет, — недовольно заголосила она, уперев руки в бока. — То же мне староста! Важный какой… А придут вот господа и увидят лиходеев и дадут тебе плетей. Тогда и полезет вся твоя важность из задницы!

Кхе! Кхе! Закашлял поперхнувшийся от возмущения ее муж. Кхе! Кхе!

— Вона, у околицы бродяга какой-то стоит и хулит все, почем зря… А он здесь сидит, жрет, брюхо свое как боров свесив! — ее громкий сварливый голос был жутко неприятен; хотелось ткнуть ей в рот какую-нибудь тряпку, чтобы она заткнулось. — Что бельма свои вылупил? — видимо, эти мысли у старосты отпечатались на лице, ибо она начала орать еще сильнее. — Подымайся шибче! Смущает же твоих людишек…

С сожалением положив едва обглоданный кусок мяса в миску, Курх приподнялся и, накинув на себя теплый овчинный тулуп, вышел из избы. Отсюда до околицы было шагов с сотню, если не меньше, так что пришлось ему немного прогуляться.

А там, действительно, творилось что-то необычное! Небольшой пятачок, что образовывала дорога в начале деревушки, пожалуй никогда и не видел столько жителей сразу.

— Неужто не брешешь! — донесся до Курха чей-то голос, в котором отчетливо слышалось желание поверить. — Как такое могет, чтобы благородные нас за скотину не держали? — недоверчивый голос, оказалось, принадлежал известному балагуру и выпивохе Тюне, жил тут совсем рядом в полуразвалившейся избушке. — Мы же для них завсегда были как рванина грязная, — он с ухмылкой тряхнул своим дырявым кафтаном, который, казалось, состоял из одних прорех. — А что, нет?!

— Верно, Тюня! — из толпы вылез какой-то мужичонка, невысокий, в невзрачной кургузой шапчонке. — Навидались мы уже господ! Тапереча у нас в Шаморе хозява сидят, а другие нам не указ… И брешешь ты все! — он затряс перед собой своими грязными кулаками. — Ни в жисть не поверю, что господа нас, сирый люд, привечать могут!

Подойдя к толпе ближе, староста с важностью выпятил живот, показывая, что может позволить себе и пить и есть до сыта. Нарядный кожаный ремешок на его животе едва сдерживалась выпученные телеса.

— А ну-ка в стороны. В сторону, говорю, — снимая треухи с головы мужики, да и бабы с ними, начали с почтением отходить с дороги. — Чаво тут горло дерете? — его глубоко посаженные глазки буквально источали злость и недовольство; еще бы, ведь его оторвали от такой трапезы. — Ну?

Наконец, глаза Курха остановились на странной фигуре, высокого, еще нестарого незнакомца с толстым посохом, с невозмутимостью рассматривавшего самого старосту.

— Хм… Кто таков будешь? — пробурчал Курх, еще не определившись, что это за человек такой. — Что тут народ смущаешь? Или не знаешь, что чужих у нас здесь не больно-то привечают?

Незнакомец, не торопился отвечать. Некоторое время он молчал, продолжая сверлить глазами старосту, отчего тому стало не по себе. Больно уж взгляд был у этого человека непонятный, оценивающий… От человека с таким взглядом никогда не знаешь, что ожидать. То ли он посмотрит — посмотрит и в поклоне согнется, то ли, наоборот, возьмет да и даст по лбу!

— Человек я прохожий. С севера иду, никого не трогаю, да вести разные разношу, — наконец, заговорил он, крывая свои ладони в широким и длинных рукавах. — Вот и к вам пришел поведать о вести радостной и долгожданной. Скоро пора лихолетья минет и настанут благие времена. На земле вашей воцариться мир, да благодать, — голос у незнакомца, оказавшийся чистым и громким, ровно лился подобно полноводной реке, уносившей слушателей куда-то далеко-далеко. — Я пришел возвестить вам о пришествии Его! — глаза мужчина на какое-то мгновение вспыхнули фанатичным огнем и указательный палец правой руки взвился вверх, к небу. — Услышали Боги наши мольбы! Слышите?! Услышали наши стенания! Послали они на нашу землю частичку себя, свою плоть и кровь! Говорю я вам — Истинный Владыка пришел на нашу землю! — растерявшийся от такого напора и жара, староста лишь раскрывал рот и глубоко дышал. — И знаем мы его под разными обличьями. Для людей он Лучезарный Митра, для гномов Ледяной владыка, для эльфов — Небесный отец… Но для него все мы его дети.