Рошани Чокши - Золотые волки [litres]

– Прямо как в диаграмме «И цзин», – восхитился Энрике. – Движение от нуля до единицы символизирует божественную силу. Все из ничего. В этом есть смысл, если внутри квадрата и впрямь спрятан кусочек вери́та. Ведь в древности люди верили, что этот камень видит душу человека, словно божественная сущность. Но мы все еще не знаем, как открыть саму коробку. Постой, мне кажется, или буквы выглядят так, как будто их можно… передвигать?

Зофья подняла металлический квадрат, наклоняя его вперед и назад. Она нажала на S, и буква сдвинулась в правую сторону всего на пару сантиметров.

В течение следующего часа Энрике с Зофьей переписали буквы с артефакта как минимум на двадцать листов бумаги и порезали их на кусочки, пытаясь найти правильное положение каждого символа. Время от времени взгляд Энрике падал на лицо девушки. Увлекшись работой, она опустила брови и сосредоточенно сжала губы. Энрике работал у Северина уже целый год, но он впервые проводил с Зофьей так много времени. Она всегда была то слишком молчаливой, то наоборот – слишком резкой. Она редко смеялась и хмурилась чаще, чем улыбалась. Теперь он думал, что она вовсе не хмурилась… может быть, она делала такое лицо, когда пыталась сосредоточиться. Для Зофьи весь мир был математической задачей, и в ее голове без остановки происходили различные вычисления. Сейчас, когда им предстояло разгадать числовую загадку, она будто расцвела у него на глазах.

– Божественный язык, божественный язык, – снова и снова бормотал Энрике. – Но как найти правильное расположение букв? Возможно, A и О представляют собой альфу и омегу . Кстати говоря, это первая и последняя буквы греческого алфавита, символизирующие, что Бог – это и начало, и конец.

– Тогда убери две буквы A и две буквы О, – сказала Зофья. – Мне кажется, они должны стоять отдельно.

Энрике сделал все так, как она предложила. Может быть, дело было в освещении или в его уставших глазах, но он вдруг подумал о доме и тихо пробормотал короткую молитву. Он представил себе, как сидит на церковной скамье вместе с матерью, отцом, бабушкой и братьями, пока священник читает молитву на латыни: Pater Noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum .

– Pater Noster , – выдохнул Энрике, открывая глаза. – Вот оно. «Отче наш».

Он начал торопливо передвигать листки с буквами, пока не сложил их в форму креста:

– Зофья, – сказал он. – Думаю, я знаю, как это использовать.

Он забрал у нее артефакт и передвинул буквы так, чтобы образовать слова PATER NOSTER, оставляя буквы А и О за пределами креста. Квадрат раскололся посередине, и в трещине засиял призрачный свет. Зофья отшатнулась, когда верхняя часть артефакта со звоном упала на стол. Внутри квадрата лежали четыре маленьких кусочка вери́та, за которые можно было купить целое королевство.

Северину было десять лет, когда его привезли к третьему отцу – Зависти. Зависть взял их к себе после того, как Гнев случайно выпил чай с аконитом. Мучительная смерть. Северин знал это наверняка, ведь он видел все своими глазами.

У Зависти была жена по имени Клотильда и двое детей, чьи имена Северин давно забыл. Первый день, проведенный с ними, можно было назвать счастливым. Северину понравился их вымытый до блеска дом, и он был в восторге от очаровательных детей Зависти: они были одного возраста с ним и Тристаном. Когда безмолвные мужчины в костюмах и шляпах оставили их перед домом, Клотильда сказала:

– Зовите меня мамой.

У Северина защипало в горле. Он так сильно хотел сказать это слово, что у него заболели зубы.

Первая неделя прошла идеально. Каждое утро они пили чай с молоком и ели печенье, а каждый вечер Клотильда обнимала их перед сном. На ужин они ели фазана в золотистой корочке и пили какао. Они спали на мягких кроватях в комнате рядом с двумя другими детьми.

В конце недели Северин услышал, как Зависть и Клотильда ругаются между собой. Мальчик шел в чайную комнату; в руке у него были цветы, которые они с Тристаном собирали все утро.

– Я думала, они – наследники! – кричала Клотильда. – Ты говорил, что это наш шанс вернуть свое место в Ордене!

– Все изменилось, – сказал Зависть низким голосом. – У одного из них есть огромное наследство, хотя он не увидит ни пенни, пока не достигнет совершеннолетия.

– Так что же нам делать? Кормить и одевать их на то жалкое пособие, которое выплачивает Орден? За одну неделю мы потратили на еду целое состояние! Так больше не может продолжаться.

Зависть вздохнул.

– Нет, не может.

С этого момента из их жизни исчез чай с молоком, печенье, теплые объятья, золотой фазан и какао. Исчезла и «мама», ведь теперь она предпочитала, чтобы к ней обращались только «мадам Кану». Северина с Тристаном переселили в домик для гостей. Дети Зависти больше не хотели с ними играть. Единственной радостью были преподаватели из университета, и Северин с головой ушел в учебу.

Когда мадам Кану отправила их в домик для гостей, Тристан рыдал не переставая. Северин не позволял себе плакать. Он не плакал, когда их не позвали на рождественский ужин, который Зависть устроил для своей жены и детей. Он не плакал, когда дочери Зависти получили в подарок очаровательного щенка, а им с Тристаном достался лишь выговор за то, что они не убрались в своих маленьких, холодных комнатах. За все время Северин не пролил ни единой слезы.

Но он наблюдал.

Наблюдал за ними с ненавистью в сердце.

Северин смотрел на костяные часы.

Он переставил их с книжной полки на свой рабочий стол, чтобы они помогали сконцентрироваться. За его спиной сквозь высокие окна «Эдема» струился мягкий свет закатного солнца.

С тех пор, как они нашли несколько бесценных кусочков вери́та и координаты Глаза Гора, прошло две недели. Через три дня им предстоит посетить Весенний Фестиваль, который ежегодно проходит в Лунном Замке – загородном поместье Дома Ко́ры.

Именно на этих обширных землях и был спрятан Глаз Гора – редчайший артефакт, с помощью которого можно найти Вавилонский Фрагмент.

Этот день навсегда изменит их жизни.

Ему все же не давали покоя слова Энрике и Зофьи. Они рассказали о том мужчине, поджидавшем их в темном павильоне. Эта новость встревожила всех, но особенно – Тристана. Его было легче всего напугать, ему вечно казалось, что они висят на волосок от смерти. Поэтому юноша всегда был излишне осторожен. В этот раз Северин не стал потакать его страхам.