Дмитрий Владимиров - Красная книга начал. Разрыв [litres]

Перелистнув копию учетной книги в конец, он выяснил, что в то время Старик работал сразу над пятью заказами. Запомнив адреса и имена, Калинич убрал документы в саквояж.

По идее, опять же если верить своим хозяевам, а Калинич точно знал, что они никогда не будут с ним искренними до конца, сам Старик не мог исполнять акции. Более того, за Стариком велось наблюдение, пусть и не постоянное, но то, что Старик находился у себя дома в тот момент, когда некоторые из его мишеней умирали, было установленным фактом. Это значит, что точно был как минимум еще один человек, посвященный в планы и непосредственно исполняющий их.

Если взять всех людей, с которыми Старик общался, то можно выйти либо на самого исполнителя, либо на посредника, но зная Старика, Механик все же был склонен посредника исключить. Слишком уж Старик любил точность и аккуратность, а любой посредник – это либо искажение информации, либо недостаточность связи и потеря времени. Так что, поразмыслив, Механик решил, что помощник должен был посещать жилище Старика на постоянной основе. Молочник и мясник не годились в силу своей загруженности.

Целыми днями развозя продукты, они никак не могли бы выкроить время не то что для реализации хитрых схем Старика, но и просто для обсуждения планов. Торговец овощами также не подходил, он занимался своим делом уже около восьми лет, а Старик купил этот домик всего чуть более трех лет назад. Оставались посыльные и те, кто пользовался услугами оружейного мастера.

Решив не откладывать дел в долгий ящик, Механик наскоро перекусил круассанами, запивая их горьким чаем, и отправился по первому адресу.

Покинув карету на окраине столицы, Механик посетил небольшой бар, где, запивая вселенскую несправедливость кислым пивом, горько жаловались на судьбу служащие ближайших поместий. Взяв кувшин темного пива, он комфортно расположился в темном уголке, прислушиваясь к сплетням. Часа через два он уже выслушивал исповедь молодого грума.

Тот, накачивая себя дармовой выпивкой, в красках описывал своего господина и его неуемную фантазию. Исходя из этих рассказов, перед Калиничем сидел сущий ангел, несправедливо упрекаемый хозяином и его молодой женой за любую даже самую незначительную провинность. И если бы судьба распорядилась иначе, он мог бы сам жить в подобном особняке с не менее красивой, хотя и не такой стервозной, супругой.

Выяснил в итоге, что его господин действительно не так давно ездил починять наградную шпагу к известному мастеру, а после смерти того получил ее обратно, согласно полицейскому протоколу. И даже в этом хозяину повезло, так как расплатиться с мастером он не успел, а шпагу вернули уже починенную.

Калинич оставил грума вздыхать над кружкой пива и отправился в гостиницу. Одно имя из списка вычеркнуто, и этого на сегодня более чем достаточно.

Еще два дня понадобилось Механику, чтобы исключить еще трех клиентов. Первым был дородный купец, распорядившийся отдать на заточку и полировку шесть клинков, приготовленных для продажи. Калинич пробегал за ним целый день, разыскивая его по лавкам.

Вторым был уже немолодой дворянин, из не шибко знатных и богатых. Распив с ним бутылочку прихваченного винца, Калинич многое узнал о ненадежных самострелах и о необходимости замены пружин и систематическом обслуживании капризного оружия. Самострел дворянину нужен был больше для хвастовства, но чтобы не ударить в грязь лицом и по оставшейся с военной службы привычке, тот исправно следил как за ним, так и за другим своим оружием. А «новый мастер с Платанной» брал недорого, а выполнял быстро и качественно. Помянув усопшего, Механик раскланялся.

Третьим оказался совершенно невозможный тип, сначала захлопнувший перед носом Механика дверь и в достаточно грубой форме пожелавший ему счастливого пути, а после небольшого физического воздействия совсем утративший гонор. Тем не менее он клятвенно уверял, что никогда не был в гостях у старого мастера и никакого оружия ему не носил ни для заточки, ни для починки, ни вообще.

Конечно, в списке было еще одно имя, и Калинич наказал себе обязательно проверить и его, но тем не менее чутье ясно дало понять, что впереди верный путь. Оставив хнычущего грубияна баюкать сломанную руку, Механик отправился на пересечение улицы Платанов и Трех Королей.

Там, на небольшой площади, уже много лет функционировал скромный рынок. Расспросив вездесущее пацанье, он нашел парочку, которая частенько подрабатывала курьерами у Старика. Обеднев на пару толаров, он умудрился заиметь не только список адресов, по которым они разносили записки, но и готовность проводить «достопочтенного господина», ежели у того возникнет желание.

Быстро исключив из нового списка известные адреса клиентов, молочника и нескольких поставщиков материалов, Механик в сопровождении юнцов отправился на Малую Университетскую, где стояли доходные дома, населенные студентами и преподавателями низшего звена. Не так много времени ушло на поиск нужного адреса. В итоге Механик стал обладателем весьма истрепанного письма, над которым частенько рыдала с товарками хозяйка доходного дома. Сумбурного описания, точной уверенности и старого сапога с дырявым носком.

Это был тупик. Понятно было только то, что помощник Старика бросился в бега и не постеснялся уничтожить следы. Описанию хозяйки, скорее всего, верить было можно, но идей, куда делась его добыча, больше пока не было. Механик был в бешенстве. Одарив своих помощников, он прилично попетлял по городу. И решив успокоить нервы, вновь навестил молодого грубияна.

Найти его было не сложно: перед расставанием Калинич повесил на него метку из собственной «крови», собственно, крови как таковой у него не было, он просто вытолкнул через кожу микроскопическую пылинку ихора. Теперь он мог ее чувствовать на достаточно большом расстоянии и даже немного влиять на меченого.

Точно так же Механик поступил и с мальчишками, и даже хозяйке доходного дома на всякий случай оставил подобный «подарок».

К пяти часам утра он, уже повеселевший и спокойный, тихо вышел из дома грубияна и направился в «Золотой шар» – привести себя в порядок и принять горячую ванну. К слову, после его ухода в доме грубияна живыми остались только мыши в подполе, а картина, открывшаяся приходящей прислуге, еще долгое время входила в список мрачных городских легенд.

Не более трех часов ушло у друзей и на иные дела, затем Альбин, извинившись перед хозяином дома, поспешил откланяться. Сухо кивнув девушкам перед выходом и отряхнув шляпу, он прошел гравийной дорожкой к воротам, на прощанье проведя перчаткой по нагревшемуся от солнца железу. Покинуть особняк казалось легче, чем попасть внутрь, но… Увы, это ему лишь казалось.