Ushba - Чудовище

В том, что по школе ползает василиск, мы с Воробушком были уверены процентов на восемьдесят: пусть все известные нам факты о Тайной комнате, Ужасе Хогвартса и нынешних нападениях и свидетельствовали именно об этой редкой рептилии, но всегда оставалась вероятность того, что оцепеневшие кошка и пацанята — результат заклятий какого-то не в меру умелого старшекурсника. А все остальное — антураж для отвода глаз. Не оставлял сомнений и тот факт, что директор знал об этом, равно как и, принимая во внимание обстоятельства обнаружения мелкого папарацци, где находится вход в Тайную комнату: директор слишком вовремя захотел какао, что говорило об Оповещающих чарах. Придя к этому выводу, я крайне настойчиво попросила мелкого без веских на то причин даже не соваться к входу, когда он его обнаружит. А он его обнаружит, как пить дать: Альбус Дамблдор так и не попросил о помощи природного змееуста Поттера в сложившейся ситуации. Или не он, а, к примеру, Рон или Невилл, да кто угодно — и Воробей отправится их спасать. Да, возможно, это уже слишком, но моя любимая паранойя мне уже много раз жизнь спасала.

А пока я находилась в счастливом неведении относительно намерений Воробушка и прочесывала одну за другой скалы на Козуэй Коаст в поисках скрытой от глаз людских пещеры. Львиная доля моей заначки ушла на нелегальный Проявитель — артефакт, показывающий места, скрытые заклятием Ненаносимости, Фиделиусом и тому подобными чарами. Хорошая штука, редкая и дорогая, зараза, но хорошая. Жалко, работают такие вещи недолго. Тот Проявитель, что попал ко мне из утилизатора аврорского спецхрана, проработал всего три дня. Но мне большего и не потребовалось: я все же ее нашла, эту пещерку. Самое интересное, что я ее, судя по показаниям артефакта, не должна была видеть — на входе в нее висело что-то вроде Фиделиуса — но я ее видела. А это значило только одно: я там была. Не знаю, в каком состоянии или теле, но была.

Двадцать девятого декабря, примерно в четверть пятого, я стояла над собственноручно — вернее, собственнопалочно — сооруженным курганом из базальтовых камней, курила и думала о том, насколько же у меня было много общего с Тварью. Мысли были какими-то ленивыми, неспешными, холодный ветер трепал одежду, а невдалеке шумело зимнее море. В могиле передо мной лежала Шинейд Бойл. На самом деле могил там было две: я похоронила старушку рядом с ее мужем. Правда, сложись все иначе, все было бы наоборот. Я была бы мертва, и не думаю, что у меня была бы такая роскошное последнее пристанище: силы у миссис Бойл были уже не те, максимум, на что бы я могла рассчитывать — едва присыпанную парой камушков расселину. Но моя любимая паранойя была начеку, и chailleach mheabhair пришлось обломиться. (п/а: ирл. чокнутая ведьма)

Разумеется, обнаружив вожделенную пещеру, я не решилась войти туда безо всякой защиты, будто к себе домой. Заклинание головного пузыря мне было вполне по силе, а плотная ткать куртки и брюк (не в мантии же мне лазить по горам и пещерам!) вкупе с перчатками и обувью из драконьей кожи должны были защитить от предположительно агрессивной среды внутри пещеры. Но все равно первыми внутрь полетели обычные магловские глоустики, а первыми заклинаниями были заклинания на обнаружение живых и не очень существ. (п/а: глоустики — химические источники света) Но и даже после того, как заклинания никого не выявили, а в пещере стало светло как днем, я не сняла головной пузырь. Уж очень внутри была специфическая атмосфера. Нет, там не было никаких потрохов, костей и тому подобного, просто гладкие стены, да что-то вроде каменного лежака у дальней стены, но мне по венам будто жидкий азот пустили. И, что характерно, сильнее всего меня трясло от взгляда на тот самый каменный шезлонг, я даже к стене прислонилась, когда на него в первый раз посмотрела. Не слишком приятное место, в-общем. Большего всего мне хотелось оттуда убраться и поскорее.

Дальше я пещеру осматривала исключительно на остатках собственного упрямства. Было довольно-таки много пыли: хозяева здесь давненько не показывались. Немногочисленные вещи (кубки, ножи и прочий хлам) не валялись, а были аккуратно сложены в нише. Будто прежде чем уйти и не вернуться, кто-то за собой тщательно прибрался.

Но надолго меня не хватило. Хватая воздух ртом, как выброшенная на сушу рыба, я на подгибающихся ногах выбралась наружу и, не сделав и пары шагов, упала на четвереньки. Меня сильно мутило, а невесть откуда взявшаяся паника заставила забыть о палочке, и пузырь я попыталась разорвать голыми руками, но пальцы в перчатках только заскребли по поверхности с противным скрипом. Это меня несколько отрезвило, я нашарила дрожащими пальцами выпавшую палочку и со второй попытки убрала головной пузырь. Стало гораздо легче, холодный морской воздух окончательно прочистил голову, но не успокоил бунтующий желудок. Расставшись с завтраком и, судя по всему, ужином, я умывалась водой из фляги, когда откуда-то со стороны глухой старческий голос проскрипел:

— Ишь хто пожаловал-то!

Я резко подняла голову. На тропе, у развилки стояла завернутая в рваный балахон фигура. Понять, мужчина это или женщина, было невозможно.

— Мы знакомы? — брякнула я.

— Возвернулася, голуба, та, да не та… Неможется, милая? Ходим до мне, Шинейд поможет.

Старуха — если Шинейд это она — говорила на каком-то странном гаэлике, который я понимала через слово. Однако то, что она меня (меня или Тварь, вот в чем вопрос) знала и что приглашала в гости, понять было можно.

Идти пришлось недалеко: буквально за соседней скалой было нечто вроде хутора: старый полуразвалившийся дом, сарай и небольшой огородик. Чуть дальше сушились сети, а на камнях лежала лодка. Меня пригласили в дом и предложили настой на травах.

Однако пользоваться гостеприимством хозяйки я не спешила. Дождавшись, когда старуха отвернется, я быстро вытащила палочку и от души приложила ее невербальным Петрификусом. Поймала падающее тело, уложила на деревянный — да, этот дом явно знавал лучшие времена — пол и на всякий случай связала ее при помощи Инкарцеро. Гоменум ревелио показало, что кроме нас со старухой в доме никого нет. Чудненько!

Первая же попытка чтения мыслей Шинейд показала, насколько были оправданы мои действия: старуха вовсе не пыталась мне помочь, наоборот, вместо травяного настоя мне предназначался крысиный яд. Ведь фактически из-за меня восемь лет назад умер ее муж, Далвах Бойл. Впрочем, как по мне, помер — и хвала Всевышнему. Его женушка на этом свете задержалась ровно настолько, насколько мне потребовалось времени, чтобы прочесть ее воспоминания за последние десять лет.

Причина моей кровожадности проста — это они меня убили, и умерла я не так быстро и безболезненно, как Шинейд Бойл. Вовсе нет, моя смерть растянулась на долгие трое суток непрестанной боли и мучений. А я не мать Тереза, чтобы прощать такое, и то, что я бы умерла в любом случае — с вмешательством Бойлов или без оного — совершенно не имеет значения.