Ushba - Чудовище

— Добби нашел, мисс Патти! — топорща уши и тараща глазища, заявил эльф, как только мы оказались в Хинчли. — Добби ИХ нашел!

Если честно, я сначала не поняла, о ком талдычил домовик, а потом не сразу поверила своим ушам.

— Как?!

«Господи, благослови Воробушка и его интуицию!» — думала я, слушая рассказ Добби. Потому как если бы не он, если бы Добби не стал работать на нас, мы бы искали крысу и его хозяина до греческих календ.

Свой выходной домовик решил провести с Винки: он хорошо помнил, каким потрясением для него стало первое Рождество на свободе, особенно подарки. Услышав, что люди в этот день обмениваются подарками и ходят в гости, домовуха загорелась идеей наведаться к бывшему хозяину. Добби, как настоящий джентльмен, даму одну не бросил, и к Краучу они пошли вместе, купив по пути, кажется, письменный набор. Естественно, в доме они никого не обнаружили, и тогда Винки, взяв с Добби клятву никому об охотничьем домике не говорить и никого туда не приводить, отправилась в надежно спрятанный коттедж. И там, само собой, они обнаружили жуткую картину: гомункула, крысу-анимага, огромную змеищу и больного, бредящего Бартемиуса Крауча-старшего, запертого в гостевой комнате. Поскольку Добби примерно представлял, что они найдут в убежище Крауча, он смог утащить начавшую истерить домовуху до того, как она подняла шум и привлекла внимание находившихся в доме существ. После он попросту усыпил Винки, чтоб она не натворила глупостей, и отправился ко мне, совершенно правильно рассудив, что здесь мелкий ему не помощник.

Моя бы воля, то я бы оставила папеньку Джуниора там, где он и находился. И дело было совсем не в самом Барти Крауче. Конкретно мне он ничего не сделал. Пожизненное собственному сыну и Лестрейнджам, равно как и заключение без суда Блэка и прочих меня особо не волновали. Зато весьма и весьма беспокоила возможная реакция Реддла на исчезновение пленника. Пока глава Департамента международных отношений бредил в запертой комнатке, Лорд сидел на месте и никуда не рыпался. Все из-за Фиделиуса: вряд ли у того, что представлял собой Реддл на тот момент, хватило бы сил, дабы перевести Хранителя дома с Барти-старшего на себя. Если же Крауч сбежит, куда метнется эта бессмертная пакость — фиг его знает. Так что пока Ясме Планкетт не приготовит зелье для Реддла, я была готова сделать все, чтоб Барти Крауч по-прежнему находился в том чертовом коттедже, хоть самой вместо него там сидеть.

Но даже желай я его вытащить на самом деле, я бы не стала этого делать незамедлительно. Судя по отчету эльфа, Крауч был болен и довольно серьезно — несколько месяцев рядом с Лордом и Петтигрю не прошли для него даром, он находился в помраченном состоянии и не узнал Винки, когда та ему показалась на глаза. Куда его из теплой комнаты тащить зимой? В Мунго? Да Петтигрю его найдет мигом! А если же Крауч успеет очнуться до этого, тогда глава Департамента международных отношений неминуемо окажется в тюремном госпитале, а после — и в Азкабане. Чтобы выхаживать его самостоятельно, нужно было надежное, оборудованное всем необходимым убежище, куда не сможет пролезть Крыса. Вообще, в идеале чем позже гости лесного коттеджа узнают о пропаже ценного пленника, тем лучше. А на подготовку нужно время.

Вроде бы логично, но попробуй объясни это домовухе! Она же прекрасно видела, что за существо сидело у камина в гостиной коттеджа. А поскольку Винки была несколько аполитична — моя хата с краю, лишь бы Хозяина уберечь, а там хоть трава не расти — то ее единственным желанием было намерение вызволить Крауча и утащить его подальше от немертвой гадости и его питомцев. Хвала Патрику, Добби удалось ее убедить не торопиться и не пороть горячку. Естественно, он не стал посвящать эльфийку в свои намерения относительно Риддлова тельца, да ей это было и не интересно. А намерения были просты: кусочек плоти, великолепно пошла бы и кровь или что там текло по венам и артериям гомункула вместо нее. Первого января, улучив момент, когда змея — не впавшая отчего-то в спячку — уползет, Петтигрю пойдет кормит Барти-старшего, а сам Лорд впадет в дневную дрему, ушастик добыл кусочек ногтя с мизинца на ноге. Я не была уверена, что это подойдет, но все же отнесла добытое Ясме. В зелье оно не подошло, зато для анализа сгодилось, и результаты ошеломили и заставили помянуть всех святых и не очень до седьмого колена. По всем выкладкам выходило, что гомункулу оставалось «жить» не более восьми-девяти месяцев. Более того, судя по остаточным следам сульфатов и некоторых протеиногенных аминокислот животного происхождения в ногте, он регулярно употреблял специальное зелье, поддерживающее его существование. Вливать еще что-либо было бессмысленно и означало попросту убить псевдотело гомункула. Помещение в стазис любого рода в нынешнем его состоянии также гарантировало летальный исход. Туда бы ему и дорога, так ведь эта тварь вернется! А dhiabhail! (п/а: ирл. черт!)

— Бонни, ты только не отчаивайся раньше времени, — добавила под конец Планкетт. — Это все равно предварительные выводы. Наверняка есть выход, но без образца хеймы… — она развела руками.

— Хеймы? — это еще что за неведомая дрянь?

— Это у человека кровь, у гомункулусов — хейма. Не смотри так, у меня прадед этой темой одно время увлекался. Кое-что из его дневников осталось.

Нет, все же аптекари Лютного — это кладезь запретных знаний! Последние лет двести — спасибо Парацельсу и его жадности — за сотворение гомункулуса можно в Азкабан загреметь на пятнадцать лет, а если ты дипломированный зельевар или алхимик — и бессрочно лишиться лицензии. В книгах — только общие описания. Если что-то более специализированное — так проще по кровавым ритуалам африканских племен найти. На Континенте с этим чуть попроще, но провезти книгу на территорию островов — у меня столько денег нет.

— А в этих дневниках нет описания, как эту хейму стоит набирать, чтоб следов не осталось?

— Обычным «клопом», — ответила Ясме и объяснила, что она имела в виду. Было видно, что вопрос ее совершенно не удивил. Да и дополнительной информации она у меня не выпытывала, но это скорее специфика Лютного. Хотя, судя по косвенным намекам, она решила, что я решилась на рисковый эксперимент по извлечению вселившейся в меня сущности и гомункула я заказала в Европе для этого, а зелье мне нужно, чтоб беспрепятственно его ввезти в Англию. Хорошая версия, главное, весьма толковая. Она великолепно объясняла, почему не стоит оставлять следов от забора хеймы: мне был нужен неповрежденный сосуд для подселенца, а с заживлением ран у гомункулов проблема. «Клопа» — зачарованный сосудик с тоненькой, не оставляющей следов трубочкой, смахивающей на хоботок москита, который умел сам искать вену и безболезненно набирать кровь — я заполучила почти без проблем. Такими штуками последние пару лет набирали кровь у младенцев в Мунго. Они, конечно, находились на строгом учете, но когда это было препятствием? Пара дней и сотня галеонов — и до следующей проверки один сосуд Патона в моем полном распоряжении. Чудненько!