Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Всё это успело пронестись у него в голове, пока Ривэн стоял, приоткрыв рот и грустно уставившись на роскошные сандалии из чёрного дерева.

— …Что Бадвагура убила она.

— Нельзя сказать, что она, — без выражения сказал Альен, стараясь уловить реакцию Сен-Ти-Йи. — Все они вместе.

А заодно с ними — я. Мой промах, моё себялюбие, моё «неумение жить» — ведь так говорят, кажется? Отец, матушка, до чего же вы были правы…

Только это — не та вина, как после ювелира-агха, или после убитого стражника из Кезорре, или после поднятого бедняги Нода, чьё тело уже тронуло разложение. И не то сожаление, как после Моры с метелью за окнами, или (до сих пор не по себе…) черепа талантливого Сен-Иля, пальцы которого уже никогда не коснутся серебра с такой же коварной точностью.

Хуже всего, страшнее всего. До самого последнего мига, то того треклятого подвальчика-склада Альен не осознавал до конца, как боялся потерять Бадвагура. Как боялся — зная, что это обязательно случится, и скорее рано, чем поздно.

— Не настраивай против меня своего друга, — спокойно попросила Сен-Ти-Йи. — Особенно если хочешь взять его с собой.

— Я ещё не решил, — сказал Альен и добавил, пресекая возражения Ривэна: — Мы скоро всё обсудим. Я попытаюсь рассказать ему всё так, как было.

— Никогда нельзя «рассказать всё так, как было» Альен. Ты-то должен знать.

По дрогнувшему в морщинках Сен-Ти-Йи злорадству он угадал, что она снова намекает на его записи… Его, действительно, всегда мучил разрыв между замыслом и той больной несуразицей, которая получалась в итоге. Вне зависимости от того, корпел он над каждой фразой или набрасывал их легко и небрежно, как нечто само собой разумеющееся, — выходило совсем не то. Это «не то» не давало покоя, и в такие дни каждая мелочь вокруг — от взгляда уставшего прохожего до ряби на воде в луже — казалась ему мучительно бессмысленной.

Что-то надломилось в зрении Альена, и на долю секунды он увидел вместо сгорбленной старушонки — нечеловечески высокую женщину с длинными и лёгкими, словно ветер, светло-золотистыми волосами. На одну чёрную розу в её венке стало меньше; у Альена заныл маленький, почти затянувшийся порез на ладони — единственное свидетельство того, что всё это было не во сне, что шип правда проколол ему руку.

Обретая подлинный облик, Сен-Ти-Йи почему-то теряла в его глазах право судить о таких личных вещах. Теряла право лезть ему в душу — она, так недолго обладавшая этим правом.

— Это тебя не касается, о бессмертная, — напомнил он, пересаживаясь поудобнее и выпрямляя спину. Из садика Ар-Лараха неслась воркотня белых горлиц — невинных на вид, совсем как давешняя рабыня. — По-моему, ты пришла, чтобы сказать мне другое.

— Чтобы спросить, — мягко, даже с чем-то вроде сострадания, вымолвила она. — Спросить, как ты намерен поступить дальше.

Альен дёрнул плечом. Издевательства победителя над растоптанным врагом всегда казались ему мерзостью. До Минши он искренне считал, что тауриллиан не опускаются до такого.

— А разве у меня есть выбор?… Могу только сказать, что сначала хочу похоронить его, — Альен попытался, но не смог произнести имя — эти рокочущие, немного смешные звуки, которые подходили Бадвагуру, будто трубка или любимые сапоги… — Похоронить достойно. Так, как он заслуживает.

Ривэн сглотнул слюну — так громко, что заглушил горлиц из сада.

— Ты обязан сделать это, — с уважением кивнула Сен-Ти-Йи. — Где сейчас его тело?…

…Всё это было вчера — а теперь, на другое утро, Альен бездумно смотрел в синие складки шёлка и следил, как солнце, на севере уже весеннее, щедро напитывает их. Он лежал без движения, тщетно стараясь собрать себя по кусочкам, чтобы начать новый день.

Король по просьбе Альена выделил для резчика участок земли за портом Гюлеи — там, где уже смолкал разноязыкий шум и куда не добиралась смесь густых запахов. Но и заливные рисовые поля ещё не начинались там, и достаточно далеко было от большой дороги, по которой то и дело прокатывались запряжённые осликами или мулами повозки крестьян — а ещё проплывали вельможи на плечах рабов. В общем, идеальное, тихое место; Альен сам выбрал его, решив, что Бадвагуру бы понравилось.

Закон Прародителя велел сжигать мёртвых, так что похороны в Минши проходили, как в Дорелии. Островитяне держали урны с прахом предков в домах, и понятия «кладбище» в миншийском языке, кажется, не существовало.

Впрочем, если бы было иначе, Альен тоже не оставил бы Бадвагура там, среди других. Попрощаться с ним нужно было так, как прощались в Гха'а. Жаль, что не узнать уже, как именно проходит обряд агхов — но примерное представление (как и о многом другом — примерное, лишь примерное, вечно-позорная половинчатость) у него всё-таки было.

— Мой друг умер, Ваше величество, — сказал Альен, стараясь отрешиться от смысла фразы. Как издевательски-просто устроен язык: «тот-то сделал то-то», и ничего больше. Фермер снял урожай. Хелт захватила Ти'арг. Бадвагур отдал за него жизнь. Всего-навсего. — Мне придётся похоронить его на Вашей земле — если Вы, конечно, не возражаете.

— Речь о гноме, ведь так? Пусть он покоится с миром, — кивнул король; голос из-под золотой маски звучал устало. Видимо, ему не терпелось избавиться от странных гостей — вместе со своей «мудрой советницей». — Я дам тебе всё необходимое, волшебник, только скажи.

Всё необходимое — кроме единственно необходимого… Кроме Старых гор, которые должны были защитить его. Кроме его родных пещер, и уютного полумрака, и стука кузнечных молотов, кричащего о непрестанном труде.

— Побольше камней, — ответил Альен. Абсурдность происходящего давила ему на уши, как давит надоедливое ощущение простуды. — Ещё носилки, четверых рабов и травы для окуривания… Скоро я уточню, какие.

— А больше ничего не нужно? — прочистив горло, робко поинтересовался Ривэн. Он перепуганной тенью маячил где-то за плечом Альена, на безопасном расстоянии в пару шагов. — Ну, ткани или там цветы?…

Альен покачал головой. Может, среди агхов это и считается приемлемым, но Бадвагур не одобрил бы лишнюю пышность.

Кому уже какое дело до того, что он одобрил бы или не одобрил? Это же тело — мёртвые ткани, начавшие разлагаться, и мышцы, и кости, такие же, как у всех. Больше ничего… Прекрати этот балаган.

Он выслушал голос в голове, но не последовал его советам. Некоторые поступки просто положено совершить, не рассуждая о том, что они значат и не убит ли в них изначальный смысл.

…День стоял солнечный, удивительно красивый — до тянущего чувства где-то на смыкании рёбер. У Альена редко выдавались такие дни. Он почти не думал, медленно вникая в каждый свой шаг по широкой дороге, в каждый вдох, наполнявший лёгкие чистым воздухом, в каждую птичью трель, весело скользящую из рощ в предместьях порта. Всё вокруг вгоняло в сосредоточенное изумление, и даже чернота теней от тутовых деревьев, насаженных вдоль дороги, напоминала тайные письмена, в которые кто-нибудь древний и мудрый вложил неразгаданный смысл.