Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

— Кто отец? — прошептала Сейхтавис. Ашварас молчала. Она повторила вопрос — куда настойчивее.

Ашварас не отвернулась, не бросилась на колени в раскаянии, не закрыла лицо руками. И глаза её остались сухими. Просто и с достоинством она призналась:

— Серый Князь.

И этого было достаточно.

Сейхтавис смутно помнила, что было дальше. Её сознание не было отуманено, она чётко и последовательно делала то, что должна была делать, но что-то внутри будто надломилось и уже не могло срастись.

Ашварас не сопротивлялась, когда с неё срывали одеяние и обряжали в балахон из мешковины, когда остригали её роскошные волосы, когда проводили все положенные обряды отлучения от Ордена в самых мрачных святилищах на нижних ярусах Храма — отвратительные обряды, которые Сейхтавис хотелось бы никогда не видеть, но при которых она обязана была присутствовать. Ашварас не сказала ни слова и только улыбалась снисходительно, когда наставницы били её по щекам — с усердием, до красных пятен. Она стойко приняла изъеденный плесенью каменный мешок, где ей предписывалось дожидаться суда, — несмотря на то, что там не было даже окон, а старуха-ключница принималась сквернословить и проклинать её всякий раз, как она прекращала молиться.

Сейхтавис знала всё это — и сносила, сжимая зубы, покоряясь воле Ордена. А Орден отыгрывался на Ашварас со злобной радостью: что младшие жрицы, что старшие всей сворой набросились на любимицу Верховной и любовницу Князя. Прошли времена её превосходства: не спасла её ни красота, ни таланты; она пала так низко, как только может пасть жрица — оскорбила Богиню блудом и носит в себе его нечистое порождение. Значит, вердикт один — не жалеть. Будь жрицы мужчинами, Ашварас бы ничего не спасло от побоев; но Орден был женским, и поэтому в ход пускались более коварные средства, вроде иголок в тюфяке, язвительного смеха и даже плевков. Сейхтавис, как могла, пыталась оградить Ашварас от безобразий, но её власть не простиралась так далеко. Она могла только лично следить за тем, чтобы темницу протапливали на ночь, а ежедневная краюха хлеба с миской рыбной похлёбки поступали туда в пристойном состоянии.

Весь суд Сейхтавис молилась про себя, сложив руки на коленях, не глядя на Ашварас и вообще редко отрывая глаза от золочёной поверхности круглого стола. Со стороны казалось, что оттенки цвета в опалах — плавные переливы из сиреневого в коралловый, из молочного в жёлтый — занимают её сильнее каверзных допросов. Тирос и Вармиис откровенно развлекались, любуясь унижением Ашварас, её пылающими скулами. Она явно была слаба и даже стояла с трудом, но по-прежнему прямо и гордо. В пару часов все подробности её гибельной связи с Князем были выяснены и разобраны по косточкам, все отступления от устава Ордена — выявлены и зачитаны. Сейхтавис лишь отстранённо кивнула в ответ на приговор и первой покинула зал. Крик пронзительной боли разнёсся по гулким коридорам Храма ей вслед.

А на следующий день она встретила Ашварас уже с перевязанной культей — часть правой руки по локоть была отрублена. Таков закон Ордена: за подобное преступление бывшая жрица может расплатиться только частью собственной плоти, дабы не навлечь на всех беду. Сейхтавис ощутила дурноту при виде окровавленной повязки и, осенив Ашварас знаком Богини, прошептала:

— Пусть Матерь вразумит и простит тебя, сестра. Ты останешься на острове, пока не разрешишься... от бремени.

Ашварас усмехнулась — и что-то страшное было в этой усмешке. Что-то, чего Сейхтавис никогда в ней не замечала.

— Это не бремя, Верховная. Это моё дитя. Бремя носите Вы, и Вам от него не избавиться.

Сейхтавис вздрогнула, но совладала с собой.

— Пелена застилает твои глаза. Молись.

— Мои? — раздался короткий надтреснутый смешок. — О нет, Верховная. Это Вы слепы — и однажды поймёте, насколько. Молитесь сами за свою проклятую душу.

Той же ночью Сейхтавис отправилась к морю. Ночь выдалась чудная: звёзды гляделись в воду — так безмятежно, будто ничего не произошло. Будто рука Ашварас была на месте, как и её чистота.

Будто Верховная себя простила.

Она спустилась к самой кромке, кромсая щиколотки об острые камни, сквозь холодный ветер. Встала перед морем, достала маленький ритуальный ножик и провела лезвием по ладони — совсем неглубоко. Кровь выступила сразу, и Сейхтавис проводила глазами брызнувшие капли.

Она слишком давно не делала этого и боялась, что забыла нужные слова. Но они пришли сами — как всегда бывало в нужные моменты.

Она вздохнула и запела — негромко, гортанно, на древнем тайном наречии, остатки которого веками передавались от старших жриц к младшим. Заклятия лились с уст Сейхтавис, уносясь в море вместе с её кровью, и море входило в её жилы, и она сама становилась морем. И воздух, и небеса, и древние камни, и тысячи тварей на морском дне — она была во всём, она могла посчитать пульс каждой птицы в вышине, уловить, как колышутся жабры каждой рыбы. Её голос набирал силу и казался ниже, уподобляясь рокоту волн; дрожь прокатывалась по телу, глаза закатились. Сейхтавис опустилась на колени, и они пришли.

Дюжина бледнокожих дев с хвостами, покрытыми серебристой чешуёй, с разных сторон подплывали к туманному берегу. Их волосы шлейфами стелились по воде, а глаза казались сделанными из хрусталя. Десятки крошечных крабов, проворно перебирая ножками, устремились к Сейхтавис по камням. Неподалёку вынырнул, отфыркиваясь, полупрозрачный пузатый старик, чья косматая борода была сплошь из морской пены, и свита разноцветных морских коньков окружала его.

Сейхтавис пела, не умолкая, а их число росло — море посылало навстречу к жрице своих детей. Рука продолжала кровоточить, причём сильнее, чем прежде. Сейхтавис немного встревожилась — она уже чувствовала, что переборщила и могла ненароком открыть рану, поэтому замолчала.

— Чего ты хочешь, поющая? — прожурчал старик, потрясая трезубцем. — Ты звала, и мы пришли. Говори же.

— Мой привет морскому народу и духам, — на том же языке отозвалась Сейхтавис. — Я хочу просить вашей помощи. Сюда идёт враг Ордена, и скоро быть большой битве. Вы защитите остров?

Несколько водяных гостей сбились в кучку и начали совещание. Шептались они долго — благо торопиться им было некуда. Сейхтавис безропотно ждала, хотя ослабела и не чуяла ног от холода.

— Ты о Повелителе Драконов? — уточнил наконец старик с трезубцем, и она кивнула. — Если так, то прости — на этот раз мы вам не помощники. Морю не страшно их пламя, но на берег против него мы не выйдем.

От разочарования Сейхтавис скрипнула зубами, но понимала, что уговоры бесполезны, и только склонила голову.

— Что ж, будь по-вашему. Против Императора вас тоже не ждать?