Макс Фрай - Вселенная Ехо. Том 2

– Некоторые вещи просто невозможно преувеличить, – я пожал плечами. – Ладно, наберитесь терпения, я собираюсь сделать ужасную вещь – рассказать по порядку все, что я помню, а помню я довольно много. И скажите мне, ради всех Темных Магистров, вы уже послали зов в трактир, или я должен вас шантажировать многозначительным молчанием?

– Послали, – хором откликнулись Джуффин и Меламори. Их дружный дуэт позволял надеяться, что теперь нам принесут не один, а целых два обеда. Честно говоря, моего энтузиазма хватило бы и на дюжину.

Потом я говорил. Умолкал на мгновение, чтобы сделать глоток терпкого вина из Богни или отломить уголок от поджаристого пирога, приготовленного по лохрийскому рецепту, и снова говорил. В этот день я по достоинству оценил терапевтический эффект исповеди – по мере того как очередной эпизод скитаний по Лабиринту Мёнина становился достоянием моих слушателей, умиротворяющая опустошенность приходила на смену сумятице тягостных воспоминаний. Я чувствовал себя классной доской, которую исписали мелким убористым почерком, мучительно пытаясь доказать некую безумную, невозможную теорему, сводящую с ума даже поверхность, на которой она записана. А теперь чья-то легкая рука медленно стирала строчку за строчкой – я почти видел, как взлетает в воздух и медленно оседает на пол мелкая меловая пыль.

Мои исповедники слушали молча, не перебивая. Бесстрастно. Почти безучастно. Я их вечный должник. Мне до сих пор кажется, что именно их сдержанность позволила мне освободиться от невыносимого груза впечатлений, оставить при себе лишь одно сокровище, очищенное от грязной шелухи эмоций, – опыт.

Когда я умолк и потянулся к кувшину, чтобы налить себе камры, за окном уже расплескались влажно-синие сумерки, а в комнате стало совсем темно, но заниматься светильниками никто не спешил. Джуффин задумчиво смотрел в окно, Меламори разглядывала свои узкие ладошки, меланхолично отбивая ногой какой-то рваный варварский ритм. Я устало откинулся на подушку и уставился в потолок. Молчание не тяготило меня, но через несколько минут я слегка встревожился. Обычно шеф не тянет с комментариями после того, как ознакомится с сюжетом очередного приключения, свалившегося на мою голову.

– Вы ничего не хотите мне сказать, Джуффин? – наконец спросил я. – Например, назвать меня идиотом и доходчиво объяснить, что именно я сделал не так. Вы же знаете, я яростный приверженец традиций, отступление от них меня нервирует.

– А мне нечего тебе сказать, – усмехнулся он. – Кроме разве что какой-нибудь банальности вроде: «Ну и дела», или «Странно все это», или «Да, чего только не бывает». Хочешь, я скажу: «Ну и дела, сэр Макс»? Это тебя успокоит?

– Пожалуй, нет, – честно признал я. – Нечего сказать, говорите? Не верится что-то. Если вы щадите мою нежную душу, имейте в виду, я уже в полном порядке. Устал только.

– Да я вижу, что ты в порядке, – согласился шеф. – Но мне действительно нечего тебе сказать. Я, видишь ли, никогда в жизни не попадал в ситуацию, хоть немного сходную с описанной. Я никогда не бывал ни в Лабиринте Мёнина, ни в местах, на него похожих. Я мог лишь выслушать тебя, как слушают деревенские жители своего земляка, объездившего полмира и вернувшегося в родные края на отдых. Прошли те времена, когда ты мог рассчитывать на мою помощь, мальчик. Возможно, слишком быстро, но так уж получилось.

– Какой из меня мальчик, к чертям собачьим, – флегматично огрызнулся я. – Взрослый дядька. Я там чертовски постарел, в этом грешном Лабиринте, вот что плохо.

– Ты не постарел, ты повзрослел, – строго сказал Джуффин. – Рано или поздно это случается, Макс. Все к лучшему, со своей рожей ты волен сотворить все что угодно, к твоим услугам вся магия Сердца Мира, белая и черная, разберешься небось. А взрослым ты останешься навсегда. Тебе еще предстоит оценить преимущества этого состояния души.

– Да, о магии я как-то не подумал, – согласился я. – Там, в Лабиринте, приходилось обходиться без нее. Вернее, без той разновидности магии, которая мне знакома. Даже Щель между Мирами выпотрошить не удалось ни разу, а ведь я так старался! Только и счастья, что в жабу ядом плюнул. Правда, это не помешало ей нас раздавить. Скорее уж наоборот, поспособствовало, – я гадливо передернул плечами и решительно приказал сам себе: – Все, хватит ныть. Жизнь прекрасна, и она только начинается.

– Чувствуешь себя, словно родился заново? – понимающе спросил Джуффин. – Так всегда бывает, когда выговоришься как следует после серьезной передряги, по себе знаю. Ладно, оставлю-ка я вас в покое, ребята. Мне есть о чем подумать, а вам, не сомневаюсь, тоже найдется чем заняться в мое отсутствие.

Он неожиданно легкомысленно подмигнул нам и направился к выходу. На пороге остановился, наградил меня своим фирменным тяжелым взглядом и тихо, но веско сказал:

– Макс, я тебя очень прошу, будь осторожен. Не расслабляйся, будь начеку. От того, что ты вернулся в Ехо, ничего не изменилось. Приключения вроде твоего никогда не заканчиваются. Вообще никогда. Ты меня понимаешь?

– Да… наверное, – неуверенно откликнулся я. – Но чего именно я должен остерегаться? Впрочем, вы, конечно, не скажете.

– Рад бы. Но я не знаю, Макс. Тебя втянули в игру, правила которой мне неизвестны. И втянул тебя в нее незаурядный игрок. По сравнению с ним я – такой же неопытный мальчишка, как наш Нумминорих. Поэтому я и прошу тебя быть начеку все время, даже во сне. Возможно, во сне – в первую очередь. Но и наяву не делай ни одного шага, не ощупав половицу. Прежде чем войти в собственную гостиную, убедись, что за дверью – именно твоя гостиная, а не пасть огнедышащего монстра. Проснувшись в собственной постели, постарайся понять, ты ли в ней проснулся… – Джуффин умолк. Потом неожиданно рассмеялся, махнул рукой, словно разгоняя в стороны только что сказанные слова: – Разумеется, я преувеличиваю. И все же будь осторожен, ладно?

– Вот так. Напугал и ушел, – проворчала Меламори, когда за шефом закрылась дверь. – Как это на него похоже. Пожалуй, я все-таки принесу светильник. А то нагнал жути господин Почтеннейший Начальник, да еще и после этих твоих историй…

– Со светильником можешь не спешить, – улыбнулся я. – Сначала я тебя поцелую.

– При свете поцелуешь, – упрямо сказала она. – Не так уж скверно я выгляжу, переживешь.

Вскочила, стремительно нырнула в нишу кладовой, вернулась, освещенная голубоватым сиянием, исходящим от прозрачного шара, который она бережно прижимала к груди. Оставила светильник в изголовье, шепнула:

– Я тоже должна быть начеку, Макс. Хочу быть уверена, что целую именно тебя. Мир перестал быть таким надежным, как раньше, правда?

В справедливости ее замечания я убедился час спустя, когда решил, что не могу больше терпеть разлуку с любимой ванной комнатой, и неохотно, с громкими охами – официальным цеховым гимном лентяев всех миров – покинул постель, которая, безусловно, является наилучшим местом для любого из дел, кроме купания.