Ирина Матлак - Круг двенадцати душ

— Но ведь… — Я напряглась, осознав, что это означает. — Последний день рождения — мой. Мне придется…

— Пройти обряд? — закончил за меня Киран, и его руки сжали подлокотники кресла. — Да.

Я была растеряна и напугана. До сих пор при воспоминании о том, через что прошла Кэсси, меня била дрожь.

— В нем нет ничего страшного, — заверил меня Киран. — По сути, это действительно не больше чем пережитки суеверий прошлого. Сам по себе обряд безвреден, но является обязательным условием «Круга двенадцати душ». Амина… — Он на миг замолчал. — Я не могу и не хочу тебя заставлять. Одно твое слово, и ты уедешь уже послезавтра.

На этот раз соблазн согласиться не был столь велик, как прежде. После всего, что мне уже довелось увидеть и пережить, я не могла сбежать. Требовалось довести начатое до конца и сделать так, чтобы лорд Баррингтон за все ответил.

— Когда девушки прибудут в город, они дадут соответствующие показания, и им поверят, — проигнорировала я предложение Кирана. — Просто не смогут проигнорировать показаний стольких свидетелей и жертв. Те люди, о которых вы говорили, это ведь охотники, верно?

Он кивнул:

— Мы работаем вместе, и я им доверяю. Они единственные, кто на протяжении долгих лет продолжали мне верить и пытались копать под Баррингтона. Мы бы могли вывезти девушек уже в ближайшие дни, но из нас троих только я могу отвести глаза цвергам. Сейчас, после вмешательства в магию зала, у меня попросту не хватит на это сил.

Мне оставалось только с этим согласиться и всецело положиться на Кирана.

Следующим вечером я сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. Время было позднее, Оливия, расстелив постель, помогла мне переодеться и ушла. В камине догорали дрова, но в комнате все равно было холодно. Мне начинало казаться, что май — полный жизни и тепла май — слишком чужд этому вечно сырому краю. Даже скорое наступление лета не обещало радости, не сулило облегчения, а несло лишь очередное мучительное ожидание.

В последний раз я праздновала день рождения, когда мне было семь лет. И в последний год, проведенный в кругу семьи. Мне подарили большую фарфоровую куклу, одежду для которой заказали в лучшей швейной мастерской. Даже в то время, когда отец погряз в долгах, мать продолжала тратить деньги на бесполезный шик.

Я запомнила прием, устроенный в мою честь. Подарки и вежливые улыбки тех, кому, в сущности, было на меня плевать. К середине вечера мне позволили уйти в детскую, где общество дорогой подаренной куклы показалось лучше общества таких же дорогих гостей.

Невольно вспоминая о том дне, я хотела вернуться туда. Только теперь понимала, что во многом была не права. Потому что какой бы она ни являлась, но это была моя семья. И тот мир тоже принадлежал мне.

Я все больше убеждалась, что все познается в сравнении. И теперь, когда двадцать первый год своей жизни мне предстояло встретить в Сторм-Делле, я многое бы отдала, чтобы все сложилось иначе.

Отложив щетку для волос, я откинула назад волосы, а в следующий миг увидела в отражении зеркала, как медленно открывается дверь. Меня окатило волной дрожи, и стало страшно настолько, что я не смела обернуться. Но и оторваться от отражения не могла.

Стало еще холоднее, а на гладкой поверхности зеркала с тихим хрустом появлялись морозные узоры. Когда в комнату вошел человек, я подумала, что лучше бы вместо него сюда ворвались темные призраки.

Виктор не походил на самого себя. Он был чрезвычайно бледен, на осунувшемся лице резко выделялись скулы и неестественно черные глаза; его рубашка была полурасстегнута, темные волосы небрежно падали на лоб.

Я чувствовала, что это он принес холод. И еще чувствовала, что ему чрезвычайно плохо.

По-прежнему не в силах обернуться, я видела в зеркальном отражении, как он медленно приближается ко мне. Лишь когда Виктор подошел слишком близко, я очнулась и резко поднялась. Но он не дал мне развернуться, неожиданно крепко обхватив за плечи и притянув к себе.

— Справляться с ними все сложнее, — тяжело выдохнул он, почти касаясь губами моей шеи. — Они истощают меня. Мне так плохо…

Напрягшиеся пальцы на моих плечах и тихое:

— Согрей меня, Амина.

И прохладные губы все же коснулись моей кожи, руки скользнули вниз, очертив линию предплечий и остановившись на локтях. Я порывалась вырваться из нежеланных объятий, но тело словно онемело. Зеркальное отражение приковывало взгляд, и я не могла даже моргнуть, чтобы скинуть охватившее меня оцепенение.

Казалось, я вижу все происходящее со стороны. Это не я стою в одной ночной полупрозрачной рубашке, это не меня обнимает стоящий за спиной мужчина. Не я — та, в чьих застывших глазах отражается страх.

Внезапно развернув, Виктор впился в меня болезненным поцелуем, и, находясь столь близко, я слышала замедленное биение его сердца. Мысли смешались, по телу разлился губительный холод, проникающий через соприкосновение наших губ. Буквально физически я ощущала, как из меня вытекает живительное тепло. Энергия, магия — называй как угодно, но она покидала меня, чтобы попасть к тому, кто так нуждался в ней в этот момент.

Сжав еще крепче, Виктор увлек меня к кровати и навис сверху. Всего мгновение, и его губы снова накрыли мои, не давая ничего, кроме холода. Мне думалось, я умираю, прямо здесь и сейчас медленно превращаюсь в лед.

Чужие руки огладили обнаженные плечи, затем коснулись ног и, сминая шелк сорочки, поднялись до колен. Лишь на мгновение замерев, двинулись выше, и именно в эту секунду меня пронзило воспоминание.

Знакомое, успевшее стать родным лицо. Другие губы, которые вместо холода дарили тепло. Слова, что позволяли чувствовать себя защищенной, руки, что нежно гладили по волосам и успокаивали… Киран.

Я словно проснулась.

С ужасом осознав, в каком положении нахожусь, попыталась вырваться и успела заметить в глазах Виктора удивление, прежде чем он еще сильнее вжал меня в кровать. Зная, что на мой крик никто не придет, я устремила взгляд на прикроватную тумбочку, где на подсвечнике горели три свечи.

Я испытывала страх, негодование, отчаяние, и все это выливалось в одно сильнейшее желание — остановить происходящее и не допустить непоправимого.

— Не прикасайся ко мне, — процедила я, не сводя глаз со свеч.

Виктор словно не слышал меня, но зато меня услышал огонь. Я выпустила наружу то, чего так долго опасалась, позволила дремлющей внутри силе выйти наружу, и пламя свечей разгорелось. Взметнувшись, оно ринулось прямо на удерживающего меня мужчину, и он, почувствовав это в последнюю долю секунды, резко отпрянул.

Я тут же подскочила с постели и схватила подсвечник. Тяжело дыша, выставила его перед собой, точно оружие, и со смесью страха и ярости посмотрела на Виктора. Подчинившийся мне огонь угас, едва коснувшись смятых простыней, и оставил на них практически незаметную черную отметину.