Мамору Хосода - Волчьи дети Амэ и Юки

— Восточный волк, — шёпотом пояснил Тэндо.

— Какой он тихий.

— Возраст, что поделаешь.

В дверях показался работник и обратился к Тэндо:

— Директор, можно вас на секунду?..

— Прошу извинить.

Тэндо вышел из зверинца.

Хана дождалась, пока он закроет дверь, села рядом с Амэ на корточки и посмотрела в глаза волку.

— Приятно познакомиться. Мы пришли к вам, потому что о многом хотим узнать.

Хане показалось, что зверь понял её слова. Восточный волк неспешно поднялся. Хана взяла Амэ за плечи, словно демонстрируя его животному.

— Это волчий ребёнок. Его отец, волк, погиб. Я мать, но не знаю, как воспитывать волчат. Можно спросить, как вы стали взрослым?

— …

Волк пристально смотрел на женщину сквозь прутья решётки. Хана подвинулась ещё ближе.

— Вы не могли бы рассказать нам, как росли в лесу?

— …

Волк продолжал сверлить их тревожным взглядом. Он словно оценивал мальчика. Потом вдруг опустил морду, раздражённо повернулся и снова лёг у стены. Амэ даже показалось, будто он поджал губы.

— …

Хана всё продолжала спрашивать, но волк не отвечал. Иногда он едва слышно кряхтел, но, скорее всего, из-за неважного здоровья.

— …

Хана расстроенно поднялась на ноги.

Вскоре вернулся Тэндо и стал объяснять:

— В своё время его купил один богач, получив специальное разрешение. Потом он умер, волка никто взять не смог, и он попал к нам. А родился вроде бы в Московском зоопарке.

— Так он не дикий?

— По-моему, в зоопарках дикие волки вообще редкость. Там за ними поколениями ухаживают.

Затем Тэндо пустился в рассказы о том, как к ним попадали раненые птицы, дикие еноты и прочие животные, как их лечили, а затем пристраивали в более подходящие места. Амэ не сводил с волка пристального взгляда.

Когда они вышли из заповедника, уже совсем стемнело.

Домой они ехали в полупустом автобусе. Хана решила, что будет работать в заповеднике. Может, она и могла научить детей человеческой жизни, но насчёт волчьей была совсем не так уверена. Поэтому она с радостью ухватилась за возможность увидеть жизнь диких животных своими глазами. В салоне автобуса горели люминесцентные лампы, бросая холодный отсвет на мать и сына. Амэ молча провожал глазами поля и огоньки домов, проносившиеся за окном. Хана решила заговорить первой.

— Скоро я буду ходить туда постоянно, Амэ. Можешь со мной, если хочешь.

Тот кивнул, не поворачиваясь.

— Будем вместе работать, учиться, исследовать лес и дикую природу.

— Я впервые увидел настоящего.

— Волка?

— Папа тоже был таким?

— Нет. Совсем другим.

— Слава богу.

— Почему?

— Он выглядел таким грустным, — Амэ придвинулся к матери, продолжая смотреть в окно. — Я бы так хотел встретиться с папой…

Хана тоже пододвинулась поближе к сыну.

— И я, — тихо прошептала она.

Вскоре в жизни Юки тоже кое-что серьёзно поменялось.

Девочки обожают полевые цветы, с удовольствием плетут венки и, бывает, ищут четырёхлистный клевер. Ещё у каждой есть шкатулка, либо выпрошенная у мамы, либо подаренная на день рождения. В них девочки хранят разноцветные пуговицы и бисер, которыми хвастаются перед подружками.

Эти непреложные истины поразили Юки до глубины души. Оказалось, что она — единственная девочка в школе, которая развлекается, наматывая змей на запястья. Единственная, кто собирает в алюминиевые банки кости мелких зверьков и панцири насекомых.

И когда она поняла, что другие девочки так себя не ведут, ей стало настолько за себя стыдно, что она сгребла банки в охапку и пулей выскочила из школы. Впредь Юки решила вести себя женственнее и изящнее.

Когда она рассказала об этом Хане, та с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос.

— Хи-хи-хи…

— А?.. — девочка хмуро смотрела на мать, подперев рукой подбородок. — Ничего смешного! Мне действительно плохо.

— Почему бы тебе не делать то, что хочется?

— Потому что не люблю, когда на меня странно смотрят!

Сколько бы Хана ни убеждала Юки, что скоро остальные девочки всё забудут и снова подружатся с ней, она никак не успокаивалась.

— Ну, как ска-ажешь.

— А?

Хана пообещала ей сшить новое платье.

Она достала из сарая педальную швейную машинку и под любопытным взглядом Юки принялась ловко и старательно шить. Иногда дочь осторожно напоминала, что хочет очень женственную одежду. Два вечера ушло у Ханы, чтобы закончить тёмно-синий сарафан и украсить его снежинками.

На следующий же день Юки пошла в нём в школу. Ей было неловко: казалось, будто она уже и не она вовсе. Девочка нервничала и гадала, понравится ли она одноклассницам.

По пути в школу Юки повстречала подружек, и все они как одна похвалили обновку: «миленькое платье», «стильное», «тебе идёт», «я так завидую»…

К слову, сарафан здесь ни при чём. Так они неявно подтвердили, что она такая же, как они. Другими словами, это был своего рода ритуал, которым подружки признали Юки равной.

А та поняла девочек и наконец-то смогла вздохнуть с облегчением. Она подумала, что больше не будет нервничать в классе, да и школьное время пролетит легко и без забот. Напоследок Юки мысленно, но от всего сердца поблагодарила платье и маму, которая его сшила.

Весна следующего года.

Хану взяли на постоянную работу. Жизнь вошла в колею, и она даже начала понемногу выплачивать взятый в своё время кредит на учёбу, но лекции, втиснутые между рабочими обязанностями, и подготовка к экзаменам отнимали всё свободное время.

Амэ подрос, и в учебной комнате появилась вторая парта. Однако он, в отличие от сестры, совсем не горел желанием ходить в школу. Вернее, не столько не хотел, сколько не понимал, зачем это вообще нужно. Когда по утрам они с Юки выходили из дома, он нередко сворачивал в сторону леса.

— Эй, школа там!

Чаще всего Юки приходилось тащить его за руку до самых школьных ворот.

Амэ никак не мог привыкнуть. Все уроки напролёт он глядел в окно и считал ворон. Вскоре о нём поползли слухи по всей школе. Иногда в их кабинет заходили любопытные дети из старших классов, посмеивались над Амэ, тыкали в него пальцами, а то и толкали. Юки приходилось вмешиваться и прогонять их. Когда Амэ перешёл во второй класс, он стал появляться в библиотеке чаще, чем в классе, и целыми днями разглядывал энциклопедии животных и растений. К третьему классу он начал пропускать занятия. Классный руководитель не уставал требовать, чтобы Амэ ходил в школу каждый день, но Хана не хотела его заставлять. Вместо этого она стала брать его с собой на работу.

Хана ездила на маленьком подержанном джипе, взятом в кредит. Она сажала сына рядом с собой, а тот всю дорогу глядел в окно.

Тэндо не возражал против детей сотрудников.