Дмитрий Манасыпов - Алая ярость [СИ (не окончено!)]

— Роди! — старый друг тут же оказался рядом. — Найди в порту дудки воспитателям. Будем сразу приучать к командам.

Роди кивнул и застучал деревяшкой левой ноги в сторону ворот. Все бы слушались так, как он…

— Глен? — Хорне покосился в сторону застывшего юнгемара. — Почему не со всеми?

— Хотел спросить, бас…

Что хотел спросить воспитанник Глен Хорне, единственный сын умершей не родной, но младшей сестры Хайнриха у своего дяди, он так и не услышал.

Через окошко под самой крышей, разгоняя звуком мирно чирикающих воробьев, внутрь вошел звук рога, идущий с моря.

*****

— Ну просто настоящий атлас. — Мужчина провел рукой по спине лежавшей рядом женщины. А, вернее, скорее девушки. — Хорошо же быть дочкой герцога.

— Графа. — Златовласое и большеглазое создание выгнулось кошкой, покрутило из стороны в сторону аккуратным задком, с все еще не прошедшими и красными отпечатками мужских ладоней. — И не всегда хорошо.

— Не верится. — Кровать, сложенная из широких досок и накрытая шкурами, жалобно скрипнула. Макушка мужчины, не менее золотая, чем у девушки графского рода, почти упиралась в маковку шатра. — Что может быть плохого у маленькой графини?

— Ну-у-у… ай, не щипли ты меня, больно же! Тебя когда-нибудь заставляли учить обязательные семь танцев или скакать только в дамском седле?

Мужчина хохотнул и вместо щипка — шлепнул. Тихонько, но златовласка все равно взвизгнула.

— Не пищи. Эй, вина!

Полог, шитый золотой нитью, откинула невидимая изнутри шатра рука. Торопливо, стараясь не запнуться о сбитый ковер с юга, присеменила рабыня, светловолосая и широкобедрая, бережно прижимая к груди запыленную бутыль. Стараясь не поднимать взгляд на мужчину, усмехнувшегося в густые усы, мягкой тенью скользнула к низкому столику на гнутых ножках, инструктированному костью и замысловатой резьбой по палисандру.

Девушка на кровати презрительно хмыкнула, глядя на светлое широкое платье рабыни, на маленькие руки со следами от цыпок, на ошейник на шее. Доски под ногами ощутимо дрогнули, сразу же после резкого щелчка какого-то механизма. Бутылка скользнула вниз, грустно треснув вроде бы прочной обожженной глиной, следом мягко забулькало. Мужчина почесал живот, густо поросший мягкими волосами поверх тугих мышц. Втянул носом терпкий запах:

— Из Абраксаса и последняя бутыль.

Рабыня уставилась вниз, стараясь даже не вздрагивать.

— И когда, интересно, у меня появится возможность найти еще такую же? Не знаешь, Вель?

Та покачала головой.

— А еще знатного роду, надо же. Милая, ты знаешь о том, что Вель у нас откуда-то… откуда ты?

— Доккенгарм. — шепнула рабыня. — Доккенгарм, мой эрл.

— А, да. Моя баронессочка Вель.

Девушка на кровати вздрогнула, сглотнула, подтянула колени к подбородку и прикрывшись первым, что попало под руку, шкурой волка.

— Вель?

— Да, мой эрл.

— Ты была хорошей слугой.

— Нет, гос…

Она не успела продолжить. Рукоять боевого тяжелого топора, покрытого золотой насечкой и с простой, вытертой кожей оплетки, казалось, сама прыгнула навстречу широкой сильной ладони. Удар смазался в один блесткий взмах, сменившись россыпью алого по светлой ткани обивки шатра. Златовласка на кровати заорала и тут же зажала ладошкой рот, безумно уставившись на мужчину.

— Ругер!

— Да, мой эрл! — Голова в стальном шлеме возникла в раздвинувшемся пологе.

— Скажи, чтобы убрали и захвати вот эту, что прячется в шкуре, на корму, дай поиграться с ней парням перед боем. Потом надень ошейник и объясни — что мне от нее нужно.

— Нет! — Девушка выскочила из-под волчьего меха, скатилась на коленках вниз и прижалась к ногам мужчины. Нет, не так.

Захваченная на побережье Шварценхаффена Альба Мессермайер, урожденная средней дочерью барона Герда Шлосс-Мессермайера вцепилась пальцами с аккуратными и пока еще ухоженными розовыми ногтями в икру эрла Гуттруна Сильбарда Злого, выбранного прочими эрлами западного побережья вольного Норгейр военным конугом.

Гуттрун отпихнул ее в сторону, наподдав напоследок пяткой прямо по задку, что не так давно гладил и ласкал. Дальнейшая судьба Альбы его уже не интересовала.

За толстым, шитым серебром, шатром гудели, гоготали, точили сталь, прилаживали доспехи, затягивали ремни. Скрипело дерево щитов, лязгали готовые к бою мечи, убираемые в ножны. Громко присвистнул кто-то из телохранителей, явно завистливо проводив взглядом Альбу. Ту, судя по крикам, утаскивали на корму, на ходу щупая и шлепая.

Из шатра Гуттрун вышел спустя совсем немного времени. В бою эрл предпочитал не красоваться роскошью, как многие прочие хевдинги. Кожа и сталь, удобный шлем с забралом и хауберком, панцирь из Западного номеда, короткий меч у пояса. Конуг осмотрелся, втянул в себя свежее дыхание моря, его королевства, и того, что считал своим домом.

Там, на побережье Норгейр, родины, скупой к своим сыновьям, у Гуттруна был другой дом. С высокими каменными стенами, не в пример живущему по старинке большинству соседей и родичей. С крышей из медных листов, не пропускавших ветер, снег и дождь. С надежным двойным частоколом, заполненным внутри землей и камнями. Крепкие корабельные сараи, сухие, полные всего необходимого для починки, всегда ждали пятерку двухмачтовых «драконов», с широкой белой полосой по бортам и синим шелком на парусах. Еще два старых, но крепких, обычно шныряли взад-вперед, охраняя границы владений Гуттруна. Рабы и рабыни, мастерские и умельцы в них, несколько стад коров, свиней, птица. Всего этого он взял в достатке, да еще больше прижил с помощью умной старшей сестры, так и не вышедшей еще раз замуж. Но настоящим домом эрла Гуттруна Сильбарда была палуба и шатер на ней.

Хлопки парусов, скрип весел в уключинах, плеск волны за бортом. Дружная песня гребцов и стихи певца, играющего для его ребят во время переходов. Соленый и холодный ветер, капли дождя и морось тумана, крики чаек и морских воронов, рев глоток воинов, берущих судно врага. И это знал каждый из бойцов, пошедших с ним и не говоривших шепотом у костров о Гуттруне, владельце стад, рабов и почти замка, как у береговых крыс. Нет-нет! Северяне-храбрецы, доверившиеся Злому, ожидающе прищелкивая пальцами, жаждавшими тяжелых монет и ожерелий, золота волос южанок и черноты густых грив женщин имперскихномедов, между собой говорили о воинской удаче Злого. И радовались своему чутью, выбравшему именно этого конуга.

Светловолосые, как прибой во фьордах родины. Рыжие, как пламя над горящими домами. Черные, как просмоленные борта «драконов». Бородатые и гладко выбритые, с длинными усами и выскобленными подбородками. С золотом насечек на дорогих клинках и с синевой простой стали. Его воины.