Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

— А ты молодец, — говорит некто по имени Флавий, взбивая оранжевые локоны у себя на голове и накладывая свежий слой фиолетовой помады на губы. — Вот кого мы не любим, так это нытиков. Оботрите-ка ее лосьоном!

Вения и Октавия, полная женщина с телом, окрашенным в бледно-зеленый цвет, принимаются за дело. Лосьон вначале щиплет, потом успокаивает измученную кожу. Меня стаскивают со стола и снимают тонкую накидку, которую мне время от времени позволяли надевать. Я стою совсем голая, пока они втроем суетятся вокруг меня с щипчиками, удаляя случайно уцелевшие волоски. Как ни странно, я нисколько не смущаюсь, эта тройка больше походит не на людей, а на стайку экзотических птиц, клюющих что-то у моих ног.

Наконец они отходят и любуются результатом.

— Прелестно! Теперь ты выглядишь почти человеком! — говорит Флавий, и они смеются.

Я заставляю себя улыбнуться, чтобы не казаться неблагодарной.

— Спасибо, — любезно говорю я. — У нас в Дистрикте-12 редко выпадает повод выглядеть красиво.

Теперь их симпатии целиком на моей стороне.

— Да, конечно, бедняжка! — Октавия сочувственно всплескивает руками.

— Не переживай, — подбадривает Вения. — После того как тобой займется Цинна, ты будешь просто неотразима!

— Можешь не сомневаться! Мы только грязь и лишние волосы убрали, а ты уже ничего, не такая и страшненькая! — вторит ей Флавий. — Пойдем звать Цинну.

Они разом вылетают из комнаты. Я не испытываю к ним неприязни. Хотя они и кретины, но, похоже, честно стараются мне помочь.

Меня окружают холодные белые стены, и я с трудом подавляю желание набросить накидку. Все равно Цинна наверняка сразу же заставит ее снять. Вместо этого я ощупываю свою прическу, единственное, до чего не добрались помощники стилиста. Пальцы скользят по шелковистым косам, старательно заплетенным мамой. Мама. Ее голубое платье и туфли так и остались на полу вагона, и я даже не подумала их забрать, сохранить что-то, напоминающее о ней и о доме. Теперь я об этом жалею.

Дверь отворяется, и входит молодой человек — по-видимому, Цинна. Его внешность настолько обычная, что я поражена. Стилисты, которых показывают по телевизору, все как один крашеные и с карикатурными от множества пластических операций лицами. У Цинны коротко подстриженные каштановые волосы, вполне натуральные. Одет он в простую черную рубашку и брюки. Единственная уступка всеобщей тяге к самораскрашиванию — легкая золотистая подводка вокруг глаз. Несмотря на все мое отвращение к Капитолию и к его омерзительно причудливой моде, я невольно залюбовалась этими зелеными глазами с отражающимися в них золотыми крапинками.

— Привет, Китнисс. Я Цинна, твой стилист, — говорит он спокойным голосом, в котором почти не чувствуется капитолийской манерности.

— Привет, — настороженно отвечаю я.

— Так, посмотрим.

Цинна принимается ходить вокруг меня, не притрагиваясь, но впитывая взглядом каждый дюйм моего обнаженного тела. Мне хочется скрестить руки на груди.

— Кто делал тебе прическу?

— Мама.

— Прекрасно. Классический вариант. Идеально сочетается с твоим профилем. У твоей мамы умные руки.

Цинна ни в чем не соответствует моим представлениям. На его месте я ожидала увидеть какого-нибудь молодящегося фигляра, для которого я всего лишь кусок мяса, ждущий, пока его искусно приготовят.

— Вы тут недавно, правда? Мне кажется, я вас раньше не видела, — говорю я.

Большинство стилистов, работающих с трибутами, хорошо известны. Некоторых я помню с детства.

— Да, это мой первый год на Играх.

— Поэтому вам всучили Дистрикт-12, — констатирую я. Новичкам обычно достается то, что не хотят брать другие.

— Я сам попросил, — говорит Цинна. — Можешь надеть халат, и мы обсудим твой образ.

Одевшись, я иду за Цинной в зал, где стоят два красных дивана с низким столиком посередине. Три голые стены, четвертая — из стекла, сквозь него открывается вид на город. Небо, с утра солнечное, теперь затянуто облаками, но судя по тому, как падает свет, сейчас около полудня. Цинна предлагает мне присесть и сам занимает место напротив. Он надавливает кнопку сбоку столика, тот раскрывается, и снизу выезжает полка с нашим завтраком. Цыплята в сливочном соусе с кусочками апельсинов, уложенные на гарнир из жемчужно-белых зернышек, крохотных зеленых горошин и лука, булочки в форме цветов, а на десерт — пудинг медового цвета.

Здорово было бы приготовить такую еду дома. Курятина, правда, слишком дорогая, но можно взять дикую индейку. Пришлось бы подстрелить двух индеек и одну сменять на апельсин. Козье молоко сойдет вместо сливок, горошек можно вырастить в огороде, а в лесу набрать дикого лука. Вот зерен этих я не знаю, то, что нам дают на тессеры, разваривается в неаппетитную коричневую кашу. За фигурными булочками нужно идти к пекарю, нести двух-трех белок. С пудингом еще сложнее, я даже не представляю, из чего он сделан… Чтобы раздобыть все необходимое, я потратила бы не один день, и все равно получилось бы лишь жалкое подобие обычного капитолийского обеда.

Каково это жить в мире, где еда появляется на столе по нажатию кнопки? Что бы я делала все те часы, что трачу на прочесывание лесов в поисках пропитания? Чем заняты эти люди в Капитолии помимо расцвечивания собственных тел и ожидания очередной партии трибутов, пачками гибнущих ради их развлечения?

Я поднимаю глаза на Цинну, и наши взгляды встречаются.

— Ты, должно быть, нас презираешь, — говорит он.

Неужели это так ясно написано у меня на лице? Или он читает мои мысли? Он, конечно, прав. Меня тошнит от всей этой своры.

— Ладно, не имеет значения, — продолжает Цинна. — Итак, Китнисс, поговорим о твоем костюме для церемонии. Моя коллега Порция работает с твоим земляком Питом. Мы решили, что будет хорошо создать ваши образы в одном стиле, отражающем дух вашего дистрикта.

По традиции костюмы трибутов на церемонии открытия соответствуют основному занятию дистрикта, из которого они прибыли. В Одиннадцатом дистрикте — это сельское хозяйство, в Четвертом — рыбная ловля, в Третьем — фабричное производство. С нашим дистриктом у стилистов беда. Мешковатые и грубые шахтерские комбинезоны не очень-то привлекательны. Кроме касок с фонариками, на наших трибутах обычно вообще мало что надето. В один год так и вовсе голышом выпустили, только кожу чем-то черным обмазали вместо угольной пыли. Получилось ужасно. Как, впрочем, и всегда. Да уж, фаворитами у публики нам не стать. Я готовлюсь к худшему.

— Значит, я буду изображать шахтера? — спрашиваю я, надеясь не показаться бесцеремонной.

— Не совсем. Видишь ли, нам с Порцией кажется, что шахтерская тематика порядком приелась. Этим уже никого не удивишь. А наша задача сделать своих трибутов незабываемыми.