Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Вздрагиваю от грохота пушки. Кто-то умер. В такую ночь, когда все с оружием и в испуге мечутся в зарослях, это может быть кто угодно. Зато теперь каждый будет сначала стрелять, а потом задаваться вопросами. И я велю ногам пуститься бегом.

Что-то хватает меня за лодыжку. Растягиваюсь ничком. Оно обвивает… Остро впивается тонкими волокнами… Сеть! Одна из хитроумных ловушек Одэйра, нарочно оставленная здесь для меня. А скоро и сам он явится с трезубцем в руке. Я дергаюсь, извиваюсь, все больше запутываясь, — и лишь потом различаю при лунном свете, куда попала. В смятении поднимаю руку, обвитую сверкающей золотой нитью. Это не сеть, а провод Бити. С осторожностью поднимаюсь на ноги. Да, меня угораздило налететь на моток проволоки, отскочившей обратно к Дереву молний. Медленно высвобождаюсь из пут и продолжаю восхождение.

Хорошая новость: я на верной дороге, хотя в голове от удара все могло бы перемешаться. Плохая новость: проволока напомнила о приближающейся грозе. Насекомых пока еще слышно… Или они уже затихают?

На бегу я стараюсь держаться неподалеку от провода, растянутого на траве, но не касаться коварных петель. Если стрекот на самом деле становится тише и молния скоро ударит в дерево, ток побежит по проволоке и наверняка убьет любого, кто к ней притронется.

Наконец впереди появляется дерево в золотых узорах. Замедляю шаг. Подойти надо незаметно. Впрочем, тут бы просто на ногах удержаться. Ищу глазами кого-нибудь. Нет. Ни одной души.

— Пит? — приглушенно зову я. — Пит?

В ответ раздается негромкий стон. Поворачиваюсь. На земле — человек.

— Бити! — восклицаю я, опускаясь рядом с ним на колени.

Стон, должно быть, вырвался сам собой. Мужчина лежит без сознания, хотя рана у него лишь одна — глубокий надрез ниже локтя. Наспех затыкаю рану мхом и пытаюсь его растолкать.

— Бити! Бити, что случилось? Кто тебя ранил? Бити!

Наверное, пострадавшего человека нельзя так трясти, но я не знаю, что еще делать. Изобретатель мычит и на миг поднимает ладонь, словно пытается предупредить об опасности.

Тут я замечаю в его кулаке грубо обмотанный проводом нож — по-моему, раньше принадлежавший Питу.

Ошеломленная, сбитая с толку, встаю с проводом в руках. Другой конец прикреплен к дереву. Точно: прежде чем приступить к накручиванию золотых узоров, Бити намотал кусок покороче (добрых двадцать — двадцать пять ярдов) на ветку, которую положил на землю. Тогда я еще подумала, что это очередной электрический фокус, однако изобретатель так ничего и не объяснил.

Прищурившись, пристально всматриваюсь вперед и понимаю: мы находимся в считаных шагах от силового поля. Вон он, утренний пресловутый квадратик — вверху и справа. Что же сделал Бити? Неужели пытался проткнуть барьер ножом, как это случайно получилось у моего напарника? И причем тут электрический провод? Может, это был запасной план — если не выйдет пустить ток в воду, направить энергию молнии на силовое поле? А что дальше? Ничего? Или очень крупные неприятности? Мы все поджаримся? Я так понимаю, поля тоже состоят из энергии. Тот барьер в Тренировочном центре был совершенно невидим, а этот непостижимым образом отражает джунгли. Но я заметила, как он слегка дрогнул под клинком Пита и под ударом моей стрелы. А прямо за ним должен быть реальный мир…

Нет, у меня не гудело в ушах. Все-таки дело в насекомых. Теперь это ясно, потому что все они умолкают, и только ветер шумит в листве. От Бити уже никакого проку. Его не растормошить. И не спасти. Кто-нибудь растолкует мне, что же он собирался делать с этим ножом и проволокой? Моховая повязка насквозь промокла от крови; не стоит себя обманывать ложной надеждой. Голова сильно кружится. Еще немного — и я совсем отключусь. Нужно как-нибудь отлепиться от этого дерева и…

— Китнисс! — Голос доносится издалека.

Что ты делаешь, Пит? Разве еще не понял? За нами идет охота!

— Китнисс!

Как его защитить? Быстро бежать не сумею, стрелять — навряд ли. Остается лишь одно — вызвать огонь на себя.

— Пит! — визжу я. — Пит! Я здесь! Пит!

Вот так. Это их отвлечет. Пусть устремятся ко мне. Подальше от моего напарника и поближе к Дереву молний, а оно и само вскоре превратится в оружие.

— Сюда! Сюда! Пит!

Ну конечно же, он не успеет. Ночью, с его-то ногой…

Сработало. Я слышу, как они приближаются. Двое. Ломятся через джунгли. У меня начинают подкашиваться ноги. Опускаюсь на землю рядом с Бити, переношу вес тела на пятки. Поднимаю и заряжаю лук. Если я уберу эту парочку, переживет ли Пит остальных?

Энорабия с Финником приближаются к Дереву молний. Они не видят меня: я сижу чуть выше по склону, лицо и руки натерты мазью. Прицеливаюсь в шею Энорабии. Если повезет и я попаду, Финник отпрыгнет за дерево — а тут молния. Осталось чуть-чуть. Стрекот уже почти затих. Да, я смогу их убрать. Обоих.

Грохочет пушка.

— Китнисс! — громко взывает Пит.

На этот раз я не отвечаю. Из груди Бити вырываются слабые вздохи. Скоро мы оба умрем. Финник и Энорабия — тоже. А Пит будет жив. Пушка стреляла дважды. Джоанна, Брут, Рубака — двоих из них уже нет. Питу останется убрать одного. Это все, что я могу для него сделать. Один только враг…

Враг. Враг. Слово тянет за собой недавнее воспоминание. И наконец извлекает его наружу. Странное выражение на лице Хеймитча. «Китнисс, когда будешь на арене…» Нахмуренный лоб, дурные предчувствия. «Что?» — Мой голос дрожит от обиды, хотя обвинения не прозвучало. «Помни, кто твой враг, — договаривает Хеймитч. — Вот и все».

Его прощальный совет. Но разве я нуждаюсь в напоминаниях? Разве не знала всегда? Мой враг — тот, кто терзает голодом, мучает и убивает нас на арене. Кто вскоре разделается со всеми, кого я люблю.

Тут до меня доходит смысл сказанного, и мой лук опускается. Да, мне известно, кто враг. И это не Энорабия.

И наконец я смотрю на клинок Бити совершенно другими глазами. Трясущиеся пальцы снимают проволоку с ножа, наматывают ее на стрелу, прямо над оперением, и закрепляют узлом, изученным во время тренировки.

Я поднимаюсь во весь рост и поворачиваюсь к силовому полю. Заметят? Плевать. Меня волнует одно: куда прицелиться. Куда воткнул бы свой нож Бити, будь он в состоянии? Наконечник стрелы направляется к мерцающему квадратику, к трещинке, к… как там его назвали? Изъяну в стекле. Отпустив тетиву, я вижу, как стрела попадает в цель и исчезает, потянув за собой золотую нить.

От ужаса волосы поднимаются дыбом, и тут по дереву бьет молния.

Белая вспышка бежит по проволоке; на мгновение купол взрывается ослепительным голубым сиянием. Меня отбрасывает на землю — вернее, мое уже бесполезное тело, которое больше не в силах пошевелиться. Расширенными остекленевшими глазами смотрю, как с неба дождем осыпаются легкие клочья материи. Я не могу добежать до Пита. Не могу даже потянуться к жемчужине. Но из последних сил напрягаю глаза, чтобы унести с собой последний прекрасный образ.