Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Тигрис — единственная среди нас, за чью голову не назначена награда, — предлагает свои услуги в качестве разведчика. Спрятав нас в подвале, она идет в Капитолий, чтобы добыть какие-нибудь полезные сведения.

В подвале я начинаю ходить взад и вперед, и это бесит остальных. Что-то мне подсказывает: мы должны слиться с потоком беженцев. Лучшей маскировки не придумаешь, верно? С другой стороны, каждый беженец — еще одна пара глаз, которая выслеживает пятерых беглецов-мятежников. И все же, что мы теряем? Сейчас мы просто сидим в подвале, подъедаем наши скромные запасы и ждем… чего? Что повстанцы возьмут Капитолий? Штурм может продлиться несколько недель, и, кроме того, я не знаю, что делать в этом случае. Выбегать на улицы и приветствовать освободителей я не собираюсь. Ведь не успею я сказать: «Морник, морник, морник», как люди Койн отправят меня обратно в Тринадцатый. Не для того я проделала такой путь и потеряла столько людей, чтобы сдаться на милость этой женщины. «Я убью Сноу». Кроме того, за последние дни произошло много такого, чего я не смогу объяснить. И если эти события всплывут, соглашению об амнистии для победителей, скорее всего, крышка. А кое-кому из них эта амнистия очень бы пригодилась — Питу, например, который, как ни крути, бросил Митчелла в сеть, и это снято на пленку. Представляю себе, что сделает с записью трибунал, организованный Койн.

Вечереет, а Тигрис все нет, и мы начинаем нервничать. Обсуждаем возможные варианты: быть может, Тигрис арестовали, и она нас выдала, или же она пострадала, попав в толпу беженцев. Примерно в шесть часов Тигрис возвращается. Сверху доносится какое-то шуршание, затем Тигрис отодвигает панель. В воздухе распространяется чудесный запах жареного мяса: Тигрис приготовила жаркое из свинины с картошкой. Мы уже несколько дней не ели горячей пищи, и, пока Тигрис раскладывает еду по тарелкам, у меня текут слюнки.

Я ем и пытаюсь слушать рассказ Тигрис о том, как она добыла продукты, а в голове остается только то, что меховое белье внезапно стало очень ценным товаром — особенно для тех, кому пришлось в спешке покинуть свои дома. Многие из этих людей все еще бродят по улицам, пытаясь найти себе кров. Жители роскошных квартир в центре города, не распахнули двери перед беженцами — напротив, они заперли двери на все замки, опустили жалюзи и притворились, будто их нет дома. Город заполнили беженцы, и миротворцы силой вламываются в чужие дома, чтобы разместить тех, кто остался без крова.

По телевизору немногословный главный миротворец объясняет, сколько беженцев будет размещено в квартире той или иной площади. Он напоминает жителям Капитолия, что ночью будут сильные заморозки, и предупреждает, что все должны не просто принять у себя беженцев, но и активно им помогать. Затем нам показывают плохо отрепетированные сцены: граждане оказывают теплый прием благодарным беженцам. По словам главного миротворца, сам президент приказал подготовить часть своего дворца для размещения пострадавших. Миротворец добавляет, что владельцы магазинов также должны быть готовы принять у себя беженцев.

— Тигрис, а ведь это и к тебе относится, — говорит Пит, и я понимаю, что он прав, — если число беженцев возрастет, их могут разместить даже в этом магазине, более похожем на коридор. И тогда подвал действительно превратится в ловушку, где мы будем сидеть в постоянном страхе, что нас обнаружат. Сколько у нас дней — один, два?

Главный миротворец продолжает инструктировать население. Вечером произошел прискорбный инцидент: толпа забила до смерти юношу, похожего на Пита. Отныне люди, увидевшие мятежников, должны немедленно сообщить об этом властям, которые займутся установлением личности и арестом подозреваемых. На экране появляется фотография погибшего. Если не считать высветленных локонов, юноша похож на Пита не больше, чем я.

— Люди сошли с ума, — бормочет Крессида.

В коротком ролике повстанцы сообщают, что сегодня захватили еще несколько кварталов. Я запоминаю адреса захваченных домов и нахожу их на карте.

— Линия «В» всего в четырех кварталах отсюда, — объявляю я.

Почему-то это беспокоит меня больше, чем мысль о том, что сюда могут явиться миротворцы. Чтобы справиться с волнением, я развиваю бурную деятельность.

— Давайте, я вымою посуду.

— Я тебе помогу. — Гейл собирает тарелки.

Мы выходим из комнаты, и я чувствую, что Пит провожает нас взглядом. В задней части магазина находится крохотная кухонька. Я наполняю раковину горячей водой и выливаю в нее мыльный раствор.

— Думаешь, Сноу действительно пустит беженцев во дворец? — спрашиваю я.

— Ему придется это сделать — хотя бы для того, чтобы показать по телевидению.

— Утром я уйду, — говорю я.

— Я с тобой, — отвечает Гейл. — А с остальными что будем делать?

— Поллукс и Крессида могут пригодиться, они хорошие проводники. Если честно, то Поллукс с Крессидой меня не беспокоят. А вот Пит слишком…

— Непредсказуем, — заканчивает за меня Гейл. — По-твоему, он все еще хочет, чтобы мы его бросили?

— Скажем ему, что он представляет для нас опасность. Если убедим его, он, возможно, останется здесь.

Пит относится к нашему предложению довольно прагматично и сразу соглашается, что оставлять его с нами — слишком большой риск. Я уже с облегчением думаю, что у нас все получится, что он просто посидит в подвале у Тигрис, как вдруг Пит объявляет, что дальше пойдет один.

— И что ты собираешься делать? — спрашивает Крессида.

— Пока не знаю. Возможно, мне удастся отвлечь от вас внимание. Вы же видели, что стало с тем парнем, похожим на меня, — говорит Пит.

— А что, если ты… утратишь контроль над собой? — спрашиваю я.

— То есть… превращусь в переродка? Ну, если я почувствую, что это происходит, то попытаюсь вернуться сюда, — уверяет он.

— А если Сноу снова тебя схватит? — спрашивает Гейл. — У тебя даже ствола нет.

— Придется рискнуть — как и всем вам, — отвечает Пит. Они с Гейлом переглядываются, затем Гейл достает из нагрудного кармана капсулу с морником и отдает Питу.

— А ты? — Пит держит капсулу на ладони, не принимая и не отвергая ее.

— Не волнуйся, Бити научил меня взрывать подрывные стрелы вручную. Если это не сработает, у меня есть нож, а также Китнисс, — улыбается Гейл. — Она не позволит миротворцам взять меня живым.

В моей голове возникает картинка — миротворцы утаскивают Гейла, и снова звучит та песня…

«В полночь, в полночь приходи…»

— Бери ее, Пит, — выдавливаю я, беру его руку и заставляю сжать капсулу в кулаке. — Случись что, тебя никто не выручит.

Спим мы тревожно, нам снятся кошмары, и время от времени кто-нибудь будит всех остальных криками. На уме только одно — завтрашние планы, и в пять утра я чувствую облегчение от того, что уже можно действовать. Мы подъедаем остатки продовольствия — консервированные персики, печенье, улиток, и оставляем банку лосося для Тигрис, жалкий знак благодарности за все, что она для нас сделала. Похоже, этот жест ее растрогал; она корчит какую-то странную гримасу и с жаром берется за дело. За час Тигрис полностью изменяет наш облик. Она прячет форму под слоями другой одежды, под плащами и пальто, а наши армейские ботинки — под какими-то пушистыми тапочками. Закрепляет заколками парики на головах. Стирает наложенную второпях косметику и снова делает нам грим. Прячет оружие в складках верхней одежды. Дает нам в руки сумочки и другие безделушки. В конце концов нас уже не отличить от беженцев.