Мария Говорухина - Записки

Арн был моим другом. И Пирн тоже.

…

На планете кадьяков у меня появился только один друг. Я вошел в квартиру, которая мне показалась чужой и ненужной, собрал все продукты и отнес Всеволоду Ильичу. Достал ноутбук и полностью его отформатировал. Я не оставил и следа от своей работы над приложениями, стер свои стихи, пьесы, все. Это был абсолютно чистый компьютер. Я оставил только удобные вещи, причем легкие, те, в которых можно быстро ехать на велосипеде и быстро бегать. Осмотрел внимательно пространство. Книги. Снова постучал к Всеволоду Ильичу и ошеломленному старику вручил пакет с книгами. Внимательно посмотрел по сторонам. Отформатировал телефон. Уничтожил список контактов. Что еще. Итак, все мое имущество свелось к ноутбуку весом 1.5 кг, смартфону, велосипеду, джинсам, куртке, свитеру и кроссовкам. Я постучал к Всеволоду Ильичу в третий раз и сказал: «Всеволод Ильич, съедим мороженое». «Это всегда пожалуйста».

Мы сидели с Всеволодом Ильичом в маленькой старой кухне. Всеволод Ильич заботливо наливал мне чай. «Марик, — сказал он. — Вы чем-то сильно обеспокоены? Что вас волнует?» Что я мог сказать старику? Что перед моими глазами стоял заголовок статьи «Главный преступник Вселенной Мар Эйт пойман»?

…

«Я выловлю черепаху». «Не надо, пусть спит». «Если не выловим черепаху, не узнаем, что будет завтра. Не узнаем, что будем завтра, не будем знать, что делать». «Ничего не надо делать». «Если ничего не делать, мы погибнем». «Тогда вылови черепаху». «Сейчас ночь. Я не хочу идти одна». «Возьми кота с собой. Так тебе будет веселее». «А ты сам не хочешь выловить черепаху?» «Понимаешь, я себя не уважаю, не люблю, мне трудно с самим собой, периодически хочу умереть, я тяжело болен». «Вылови черепаху». «У меня проблемы» «Просто пойди и вылови черепаху». «Я страдаю». «Просто подними задницу и пойди вылови черепаху». «Я не хочу ее ловить». «Вылови черепаху». «Нет». «Я выловлю черепаху». «Не надо, пусть спит».

…

Я окликнул его. Он, большой и высокий, стоял посредине дороги и мешал мне проехать. Я сказал: «Отойди». Он ответил: «Нет. Сначала отдай то, что у меня забрал». Я сказал: «Я вернул свое». «Нет, — сказал он. — Или ты отдашь, или ты не проедешь». Я сказал: «Я поеду другой дорогой». Я развернулся, чтобы свернуть налево. На дороге снова стоял он. «Отдай то, что забрал у меня». «Не отдам», — сказал я. «Отдай. На любой дороге, куда бы ты ни пошел, стоять буду я». «Но по любой дороге, на которой бы ты ни стоял, я буду ехать».

…

Мы сидели и смотрели друг на друга. Мы расставались навсегда. Странное слово «навсегда». Какое-то неторопливое. Как будто для этого слова нет времени. Нет, оно не идет медленно или слишком быстро, его просто нет. Я хотел ей сказать: «Я боюсь за тебя», — но промолчал. Мой рейс через пять часов, ее — через шесть. Может быть, сейчас кто-то из этих людей в форме развернется к нам и скажет: «Произошла ошибка. Вы муж и жена, мы не можем отправить вас на разные планеты». Но никто не поворачивался. Она летела исследовать почву. Я — воздух. Мы будем на расстоянии световых лет друг от друга. Мы не вернемся. Не сможем вернуться. Для этого человеческая жизнь очень коротка. Но зачем, зачем там быть людям? Ведь есть роботы… Почему именно мы?! У нее были красиво уложены волосы. Мне хотелось дотронуться до них. Провести рукой. Мы не могли отказаться, не могли сбежать. Мы только могли смотреть друг на друга и молчать. Мне хотелось сказать что-то такое, что она могла бы вспоминать, пока летит. Перелет будет долгим. И еще я ей хотел сказать, что она свободна. С ней рядом будут другие мужчины, и она свободна. Но я не могу это сказать. Потому что если я это скажу, я отступлюсь от клятв, которые мы дали друг другу. Я должен сейчас вскочить, броситься к этим людям в форме и сказать им, что пусть лучше меня убьют, но я не расстанусь с женой. Я должен это сделать, даже если этот тип в сером костюме сейчас вытащит из кобуры пистолет. Я должен сказать, даже если это будет стоить мне жизни, потому что любовь стоит дороже. И я вдруг понимаю, что встаю, беру за руку свою жену, и мы идем к тем людям в форме, мы проходим мимо них, проходим через несколько залов и выходим на улицу. Я понимаю, что ищу глазами свой байк, нахожу его, мы бежим к нему, садимся и я жму на газ. Потому что любовь стоит дороже.

…

— Мар Эйт. Это ваше имя?

— Да, мое.

— Вы знаете, за что вас арестовали?

— Я выступил против закона о браке.

— Против чего именно вы выступили?

— Против покупки женщин.

— Вы знаете, что вам грозит?

— Предполагаю.

— Наказание за особо тяжкие преступления. Саботаж, госизмена, призыв к свержению Совета, вы понимаете, что вам грозит смертная казнь?

— Совет очень добр… Мы любим друг друга.

— Любви нет. Есть необходимость и целесообразность. Вы генетически друг другу не подходите. Вы знаете, Мар Эйт, закон, кроме необходимого количества денег для женитьбы, вы должны подходить друг другу, чтобы потомство было полезным обществу. Вы не подходите. Я говорю это для вас лично, чтобы вы не думали, что мы средневековые варвары. Человек обязан для женитьбы иметь финансовые накопления, и пара должна совпадать генетически. У вас нет ни того, ни другого, и, вместо того, чтобы смириться, вы организовали сопротивление. Которое было моментально подавлено. Вы понимаете, что вам грозит?

…

Мне кажется, что я вышел за дверь секунду назад. Как будто мы только что говорили. Только что смотрели друг на друга. Потом помню спайсбас, кондуктора, и — я на земле. Я здесь, и я знаю, что слова «я люблю тебя» лучше обратного билета. Я знаю, что вернусь.

…

Однажды милые люди пригласили меня переночевать. Устроили на втором этаже небольшого флигеля, дали белье — репринтное издание «Звездной ночи» Ван Гога и ушли. Сначала я внимательно осмотрел кровать и нашел ее очень удобной. Она была в меру жесткой и пружинистой. Я выключил верхний свет, включил ночник и открыл прекрасный роман, который с удовольствием читал. Так незаметно для себя провалился в сон. И вдруг меня разбудил странный громкий скрип. Я проснулся и прислушался. Сначала скрип раздался в одной части флигеля, потом в другой, потом его части стали говорить наперебой и, наконец, я услышал вполне отчетливые слова — дом жаловался. Ему не нравилось здесь стоять, он поскрипывал, покашливал, ныл, сетовал на судьбу и обвинял своих создателей в жестокости. Флигель был несчастлив. У меня замерзли ноги от сквозняка, который он устроил, и я плотнее завернулся в одеяло. В этот момент флигель закачался, затрясся и прямо на одеяло упала фотография в красивой деревянной витой раме. На фотографии рядом стояли два флигеля. Один был весь обвит виноградом, второй — вьющимся цветком. Когда утром я спустился вниз, хозяева уже пили чай. Они приветливо поздоровались со мной, и я не удержался и спросил об истории их усадьбы. Много лет назад на участке стоял один флигель, потом через несколько десятилетий построили второй. Старый протекал и стал никому не нужен. Довольно скоро его снесли. На этой фразе раздался протяжный скрип, похожий на вой. Тогда я спросил, как будто между прочим: «А вы никогда не думали, что они вместе? Что они были парой?» Хозяева переглянулись и рассмеялись. Когда я возвращался обратно, я снова заехал к ним. И снова оказался на втором этаже флигеля. Было уже холодно, в камине горел огонь, дом молчал. Я подсел к камину. Огонь согрел мои ноги. «Она очень красива, — сказал я. — Думаю, она тебя ждет». Огонь вспыхнул в камине и загорелся ярче.