Алексей Фролов - Зенит Левиафана. Книга 2 (СИ)

Проклятые земли нордманов изменили его, а в светлых землях русов эти метаморфозы укоренились, разрастаясь в исковерканной душе с каждым днем. Он не понимал — к лучшему ли это, трактовал перемены в себе то как изъян, то как давно забытый дар, которым каждый обладает с рождения, но с годами забывает, для чего он и как им пользоваться.

— Мы, — кивнул Мидас, окончательно обрушив щит инстинктивного недоверия, который между ними возвел Лейн. Он сказал правду, теперь нужна была искренность. Бог напрягся и сам удивился тому, как легко по его щеке скользнула скупая слеза.

— Глупо отрицать, — бог тяжело вздохнул. — И никак не исправить.

— Неправда, — англичанин взял Мидаса за плечи. — Поклянись, что не дашь никому из моих людей умереть! И уже этим ты все исправишь.

— Я клянусь, — он протянул Ральфу руку и тот крепко пожал ее.

Трудно сказать, сколько было наигранного в его тоне, а сколько — настоящего. Фригийский царь веками оттачивал мастерство соблазнения, убеждения и запугивания, пока, наконец, не обнаружил, что перестал различать в наслоениях блистательной фальши собственные чувства. Теперь он учился этому заново…

Мидас взглянул на темную воду и подумал, что навсегда останется в долгу у одного молодого шамана, который напомнил ему — он бог лишь наполовину.

***

Наутро, восстановив силы шестичасовым сном и завтраком из свежепойманного осетра с необычной формой тупого и чуть загнутого кверху носа, Карн без труда отследил энергетические потоки, которые использовал шаман аборигенов, чтобы обратиться к своему богу.

Энергия казалось грубой и разрушительной, она неприятно кололась, будто наэлектризованный кошачий хвост. То была энергия стихий, ковавших мироздание. Точнее — ее замутненные осколки, ничтожные крупицы, которые невозможно даже огранить, но их оказалось достаточно, чтобы придать зримое воплощение людским страхам и надеждам. Насколько понимал Карн — в большей степени страхам.

Теперь уже он вел людей, двигаясь с Ральфом Лейном в авангарде. Мидас с каинитом замыкали группу. Пересвет сдружился с кем-то из местных мальчишек и затерялся в толпе, периодически подбегая к Дара и Уйке, чтобы узнать — все ли у них в порядке.

Дважды их атаковали гарпии, один раз — вместе с гончими. В обоих случаях Карн заранее знал о нападении, и у них было достаточно времени на подготовку. Схватки были короткими и жестокими, но каждый раз порождений Лимба оказывалось слишком мало, чтобы создать ощутимую опасность.

Парень не мог сказать, много ли монстров бродило по окрестностям. Он периодически ощущал небольшие отряды на самой границе энергетического зрения, и вскоре понял, что чудовища рыщут отнюдь не хаотично. Порождения Лимба всегда были где-то рядом, будто кто-то подсказывал им, куда нужно двигаться, чтобы обнаружить убегающих людей.

А потом они неожиданно вышли к Ахтэхкэкупу, городу-храму, название которого в переводе со скаруре означает «звездное одеяло». Разумеется, на тот момент они ничего не знали об этом месте, но Карн почувствовал его за несколько километров.

Ахтэхкэкупу пульсировал на горизонте рваной лиловой сферой, сочащейся черными искристыми молниями, которые напоминали кровоточащие раны, нанесенные искривленным клинком. Его переполняли эманации боли и ужаса, они рвались к голубым небесам неиссякаемым фонтаном необузданной мощи.

О нет, еще как обузданной!..

Лейн скомандовал привал за полкилометра от города и разместил по периметру лагеря следопытов. Он намеревался присоединиться к Карну, Мидасу и Арминиусу в их разведывательной вылазке. Пересвет горел аналогичным желанием, но его насилу уговорили остаться. Причем уговорил вовсе не Мидас, а Карн. Парень видел в мальчишке непоколебимую решимость и кипучую жажду действия, что присущи всем русам, но брать его с собой было слишком опасно. Они попросту не знали, что их ждет в городе аборигенов.

— Обернись, — сказал он Пересвету, встав перед ним на одно колено и положив руку ему на плечо. — Что ты видишь?

— Людей, — неуверенно ответил мальчишка, за его спиной англичане обустраивали временный лагерь. Лейн, увидев, как молодой мужчина собирается развести костер, подскочил к нему, словно дикий кот, и зарядил звучную оплеуху, тут же отрядив пройтись по остальным и предупредить всех — никаких костров и говорить вполголоса.

— Я не о тех, кого мы вывели из форта, — терпеливо уточнил Карн. — Я о тех, кто пришел сюда с нами.

Пересвет вновь обернулся через плечо, его глаза забегали по толпе, но вскоре остановились, когда он увидел Дару и Уйку с детишками. Женщины не знали языка англичан, но у беды есть одно важное свойство — когда она общая, то любые границы — условны. Они выглядели уставшими, как и все вокруг, но искренне улыбались, обмениваясь с женщинами из Роанока какими-то знаками. Карн не видел этого, но знал, что это видит Пересвет.

— Это не просто люди, — он взял мальчика за второе плечо и развернул к себе. — Это твои люди, Пересвет. Понимаешь?

— Понимаю, — серьезно кивнул тот. — Это мой род.

— И ты единственный мужчина среди них, — голос Карна стал глубже, проникновеннее. Похоже, он кое-чему научился у Мидаса, сам того не зная.

— Мне двенадцать, — качнул головой Пересвет. — Еще два года…

— Не важно, — перебил его Карн. Он видел, что пареньку не нравится признавать себя ребенком, однако традиции родного народа были для него незыблемы. Карну подумалось, что в его времени молодым людям не хватает именно этого.

— Сейчас ты — мужчина, несмотря на возраст, — продолжил он. — Ты вынужден стать им раньше срока. Я знаю, что ты чувствуешь. Мне тоже пришлось стать мужчиной раньше, чем я того хотел, как раз в твоем возрасте. В моем мире все устроено иначе, но… это тоже было непросто.

Он замолчал, ненароком воскресив воспоминания, что навсегда останутся для него самыми черными, самыми страшными и ненавистными мгновениями его жизни.

Мальчик не посмел нарушить тишину, почувствовав смятение Карна. Между ними устанавливалась связь, тонкая, но ослепительно яркая нить, которая протянулась меж двух аур. Благодаря этой связи Пересвет успокаивался, его сердечный ритм замедлялся, возбуждение от осознания близости битвы проходило.

— Разница в том, что я тогда остался один, — Карн не совсем понимал, почему говорит это. Он собирался сказать Пересвету совсем другое, но уже не мог остановиться. — А у тебя есть те, о ком ты должен позаботиться. И чего бы ты ни хотел, куда бы ни шел, ты не должен забывать о них. Не должен оставлять их, понимаешь? Потому что никто не защитит их, если рядом не будет тебя.

Пересвет вновь обернулся и внезапно Карн увидел то, что должен был увидеть давным-давно. Слова мальчишки насчет рода следовало трактовать буквально — он был сыном Дары. Карн не понял этого сразу, потому что их отношения… Дара проявляла к нему нежность и заботу, но не было и намека на сюсюканье, какое он привык видеть по отношению к двенадцатилетним детям в своем времени. У женщины на руках был маленький ребенок и львиную долю материнского тепла она отдавала ему, справедливо полагая, что ее старший сын уже достаточно взрослый. Пересвет же принимал это как данность.