Марина Эльденберт - Осколки времени [litres]

От досады и злобы на нелепую себя захотелось сотворить что-нибудь этакое. Ульяна с силой пнула ножку стола и взвыла от боли. К счастью, зазвонил домашний телефон, и поток самобичеваний временно иссяк. Ульяна доковыляла до трубки и с мрачным видом устроилась на диване.

– Да.

Так всегда бывает – либо счастье горой, либо прочее кучей.

– Пришло твое приглашение. Ты еще не передумала?

Ульяна тяжело вздохнула. С родителями они созванивались редко – и мать, и отец считали себя людьми занятыми, а ежевечерние звонки – напрасной тратой времени. На прошлой неделе, правда, случилось чудо. Если можно так выразиться. Вместо привычных двух минут – «Привет-привет, пока-пока» – они с мамой разговаривали около получаса. Преимущественно о том, что Стас для нее не лучшая партия и что ей стоит одуматься, пока есть такая возможность.

– Я выхожу за Стаса, мам. Хотя бы ты пожелай мне удачи.

– Удача тебе точно потребуется, – донеслось язвительное, – а что вообще случилось?

Ульяна прикусила язык: проговорилась все-таки. Пришлось объяснять про то, что свекровь от нее не в восторге, как можно более мягко. Зная маму, ничем хорошим это не кончится.

– Я всегда говорила, что Зиновьевы – чванливые снобы. Все семейство поголовно.

– Мам!

– Что – мам? Да он до потолка должен прыгать, что ему такая девушка досталась. С его-то характером! Деньги? Ну так у нас с отцом тоже денег много. Графья выискались!

Все, началось.

– Мам, он и прыгает. Не кипятись, я же не за Татьяну Николаевну замуж выхожу.

На том конце мама чем-то поперхнулась и закашлялась.

– А я тебе всегда говорила – ничего хорошего от этого выпендрежника не жди. И вообще, возвращайся лучше домой.

Ульяна любила город, в котором родилась, но за эти несколько лет прикипела душой к Петербургу. Хотя дело было не только и не столько в этом: Волгоград казался ей перевернутой страницей – временем, в котором навсегда осталось ее детство, ободранные коленки, неуверенность в себе, школьные подружки. Первый поцелуй и первый парень. Старенькая квартира на Судоверфи и новая – в центре района. Закатное солнце, расплескавшееся по деревьям, Родина-мать, а еще Волга – такая яркая и отчаянно непохожая на Неву. Навещая родителей в прошлом году, она почувствовала смутный порыв отмотать назад, вернуться и остановить время. А может быть, даже вернуться в детство.

Тогда мама и отец еще везде ходили вместе – в кино и в гости к знакомым, они вышагивали втроем по залитым солнцем улицам, папа держал ее за руку с одной стороны, а мама с другой. Ульяна обожала поджимать под себя ноги, родители поднимали ее вверх и раскачивали, а она заливисто смеялась. Когда все мальчишки и девчонки тащили родителей в игрушечные магазины, она тянула их к отделу канцтоваров.

Краски, карандаши, фломастеры и толстые альбомы уходили быстро. Мама говорила, что долго хранила ее первые рисунки, но после переезда ни одного альбома не нашлось. В конце девяностых родители всерьез озаботились карьерой и вовсю налаживали связи, поэтому дома появлялись разве что на ужин и переночевать, именно тогда рисование захватило по-настоящему, стало отдушиной.

– Штамп в паспорте только все портит. Если у вас не получится, на что тебе рассчитывать? На свою зарплату, пятьдесят процентов которой будешь отдавать за квартиру, как в самом начале? В стране кризис, а ты какими-то мечтами живешь. Кому ты там нужна, в своем Питере? Экономист – это хотя бы профессия, у отца можно будет начать, лет пять поработаешь, а там и до финансового директора недалеко. Может, и раньше, если с хорошей стороны себя покажешь.

Вот это вряд ли. К точным наукам у Ульяны никогда особых склонностей не было. Если с химией и биологией она еще относительно дружила, то физика и математика в старших классах превратились в темный лес. Это здорово нервировало родителей: мама готовилась открывать свою частную клинику, а отца пригласили на должность генерального директора одной из строительных корпораций. Дочь, которая занималась бумагомаранием, но не справлялась с уравнениями, теоремами и бозонами, в их планы не входила.

«Художествами себя не прокормишь, – ругался отец, – так что бросай свои глупости, тебе еще в университет поступать».

Мама считала, что рисование – удел богатых бездельников или сумасшедших лентяев. Поэтому записала ее к репетиторам по физике и математике, для начала по четыре раза в неделю. Ульяна пыталась выкраивать время для рисования вечерами, но домашних заданий становилось все больше, а времени все меньше. Точные науки подтянули до твердых пятерок, школу она закончила с медалью, а после сразу поступила в ВолГУ и выучилась на экономиста.

– До сих пор не представляю, зачем мне этот диплом.

– А я не представляю, зачем ты переехала!

Как это похоже на маму! Ульяна представила нахмуренные брови, поджатые губы, резкий, пристальный взгляд. Ссориться и спорить не хотелось, тем более что это все равно ни к чему не приведет.

– У нас все получится. Расскажи лучше, как вы.

– Замечательно. Отец в октябре собирается на Кубу, а я на новогодние праздники в Прагу.

Родители жили под одной крышей, но общего у них было мало. Разве что жилплощадь и дочь. И нежелание что-то менять, потому что оба были постоянно заняты для серьезных отношений. Неудивительно, что та сомневается в их со Стасом будущем.

Они еще поболтали немного, но мама уже поняла, что маневр не удался, и быстро свернула разговор. На кухне сразу стало тихо, на душе одиноко, а разговор всколыхнул воспоминания. Как училась в университете, как устроилась стажером в маркетинговое агентство, как купила свой первый планшет, который после переезда к Стасу пылился непонятно где. Должно быть, в одной из до сих пор не распакованных коробок в подземном гараже. Она отказалась от рисования, и мир не рухнул. Ничего не изменится, если один человек сойдет с поезда, тот просто пойдет дальше. То же будет и со способностями. Одной пробужденной меньше, одной больше.

Сколько она себя помнила, у родителей, а особенно у мамы, всегда было свое видение ее будущего. Сомнительно совпадающее с желаниями Ульяны. В молодости мама была немного мягче, но в опущенных уголках губ и категоричных суждениях ее боевой характер сквозил уже тогда. Отец ей ни в чем не уступал, зато Ульяна была слабым звеном, поэтому строили именно ее. Теперь эта ответственная задача возложена на Стаса: он считает, что развивать дар ей не стоит. И ему решительно наплевать на то, чего хочет она сама!

А чего она хочет, кстати?

Снова вспомнилось пробуждение у Сэма, а после и его прикосновения – сдержанные, но до того будоражащие и чувственные, что противиться этому не было никаких сил. Расплавившаяся указка, сломанная полка, что дальше?