Анастасия Баталова - Чтобы желания сбывались

К вечеру у неё отчего-то так сильно разболелась голова, что даже коробка шоколадных конфет, употреблённая без оглядки на фигуру в лечебных целях почти целиком, оказалась совершенно бессильной.

Эрин списала этот внезапный приступ мигрени на непривычную обстановку, недовольство своим внешним видом и переутомление. «Вот приеду домой, залезу в ванну с эфирными маслами и огромной, будто сугроб, горой пены, вымоюсь хорошенько, приоденусь, уложу волосы, и всё сразу пройдёт…» — утешала она себя, лёжа на деревянных нарах в тесной сторожке для подсобных рабочих.

Представляя себе счастливый час своего освобождения, она крепко уснула.

Через два дня, как и обещал Крайст, за Эрин приехали. Она заметила высокого офицера ещё на проходной, и принялась, прищурившись, жадно вглядываться в него; она была весьма удивлена тем, что сердце у неё колотилось при этом скоро-скоро, точно у испуганного зайца; и каково же было её разочарование, когда выяснилось, что явившийся за нею лейтенант — не Билл Крайст! У него образовались какие-то другие срочные дела, и он попросил своего коллегу оформить Эрин окончание срока исправительных работ. Она чуть не плакала, меняя оранжевую робу на белое хлопковое платье и поднадоевшие резиновые сапоги на босоножки с тонкими ремешками! Это неожиданное и глупое чувство облома от подмены Крайста другим офицером невозможно было объяснить ничем, кроме…

Пальцы Эрин, воюющие с непокорным замочком босоножки, застыли на несколько мгновений…

«Боже мой! И надо же было так феерически влипнуть!» — она недовольно сдула упавшую на лицо прядь мягких серебристых волос. Бедный Эрн, бедный мой мальчик! Несчастная я, дура! И что же теперь со всеми нами будет!»

Странные сны продолжали преследовать Магистра, становясь с каждым днём всё более объёмными и осязаемыми, и если раньше он мог хотя бы иногда опомниться и, наполовину проснувшись, осознать, что продолжает спать, то теперь он оказывался стоящим на бесконечной дороге под проводами в полной уверенности, что вот это и есть реальность: тёплый белый песок, пастельное небо, вышки и провода. Даже после пробуждения Магистр не сразу приходил в себя; в течение какого-то времени ему продолжало казаться, что впереди на многие километры тянется белая песчаная дорога, а привычная окружающая обстановка: окно, трюмо, фонтанчик с подсветкой, хрустальная люстра и прочие знакомые предметы — проступают сквозь неё зыбкими туманными миражами.

Не так давно Магистр Белой Луны разыскал в библиотеке одного чокнутого коллекционера эзотерической литературы любопытную книгу — «Открытие порталов. Двери между мирами. Практическое руководство». Целая глава в ней была посвящена нематериальным параллельным пространствам. Магистр, надо сказать, терпеть не мог теории, он собирался уже было пролистать всю эту присыпанную труднозапоминаемыми терминами галиматью о том, какие разные виды параллельных пространств — многомерные, вневременные, точечные, бесконечные — вообще существуют, но его внимание привлёк подзаголовок: пространство идеальных объектов. Магистр решил, что это именно то, что ему нужно. «Любой материальный объект, — читал он, шевеля губами, — обладает бесконечным количеством изъянов, ибо материя сама по себе из-за своей непрерывной изменчивости неоднородна: ни у одного стула не может быть две абсолютно одинаковых ножки…» Магистр перевернул страницу. «Идеальные объекты могут существовать только в сознании, в мысленном пространстве…» Магистра поразило соответствие написанного в этой книге его собственным представлениям; он нетерпеливо теребил её, дрожащими руками разделяя слежавшиеся друг с другом добротные толстые листы, и жадно вцеплялся взглядом в текст.

Эрн сидел верхом на толстой ветке старой черешни, которая аркой нависала над садовой дорожкой. Она ещё плодоносила, и иногда мальчишка, желая подшутить, срывал плотные мелкие незрелые ягоды и плевался ими или в деловитого Ниоба, проходящего мимо с каким-нибудь садовым инвентарем, или в гуляющую с белым зонтиком Ехиру.

Магистр Друбенс еле заметил юного колдуна в густой листве.

— Добрый день, — мальчик жизнелюбиво улыбался старику, рукой отводя ветку черешни от лица, чтобы лучше его видеть. — Хотите, чтобы я спрыгнул?

Магистру было трудно разговаривать с Эрном; всякий раз у него ком вставал в горле, и сейчас, глядя на лучезарное личико среди листвы, Роберто Друбенс вновь проклинал себя, ту черноту внутри, которая ни на секунду не позволяла ему забыть о том, что этот мальчишка — сильнее… Чего бы только ни отдал Магистр теперь, чтобы обратно засунуть злосчастного Исполнителя Желаний в ту кромешную пространственно-временную дыру, откуда он появился!

— Нет… Не нужно. Не утруждайте себя… — старик прошёл ещё несколько шагов по дорожке и остановился прямо под черешней. Сверху смотреть на него, тщедушного, с острой клиновидной бородкой и в круглых металлических очках, было довольно забавно.

Погода стояла влажная, ветреная и солнечная. Тени листвы скользили по нежным щекам Эрна, сидящего на ветке. Он улыбался Магистру, показывая ровные мелкие жемчужные зубки. Он и предположить не мог, что этот странный старик, безропотно исполняющий все его капризы точно добренький дедушка, ненавидит его всей душой, одновременно боготворя, ибо одно не может существовать без другого, и на свете нет, наверное, чувства страшнее и противоречивее, чем такое болезненное обожание, граничащее с желанием убить, по отношению к тому, перед кем чувствуешь себя ничтожным; Эрн ничего этого не знал, ему было четырнадцать лет, а Друбенсу — почти четыреста, и мальчик как ни в чём ни бывало улыбался старому колдуну, глядя на него сверху вниз, чуть склонив на бок свою изящную головку…

Поднявшись в гостиную, Магистр залпом выпил свой остывший чай и продолжил упражняться. Он совершал по два-три внетелесных путешествия в день — на большее у него не хватало сил.

Облокотившись на мягкую спинку кресла, Друбенс спокойно положил сухие руки на подлокотники и закрыл глаза. Мутная тёмная пелена качнулась, словно занавес; всё закружилось, точно Магистр потерял равновесие; в какое-то мгновение он даже ощутил невесомость, как при падении — а потом яркий свет ослепил его.

ИСТОРИЯ ПРО СИДЯЩЕГО НА СКАЛЕ

Никто не знал, как зовут того человека, который сидел на скале. Все его так и называли — Сидящий На Скале, ведь кроме этого он ничего не делал. Он приходил на скалу рано утром, перед рассветом, а уходил уже после захода солнца. Он садился на самый край обрыва и свешивал ноги вниз. Никто не знал сколько лет Сидящему На Скале. На вид ему нельзя было дать больше двадцати, но когда он смотрел в глаза, казалось, что он прожил уже не один век — так тяжёл и глубок был его взгляд. Жители горной деревни боялись Сидящего На Скале. Они не заговаривали с ним и старались побыстрее разойтись, если он попадался им навстречу. Но некоторые из них всё же любили его, и он великодушно позволял им это. Они оставляли фрукты и хлеб там, где тропа, идущая из деревни делилась на две: широкая и утоптанная вела к морю, а узенькая и каменистая — в горы. В благодарность Сидящий На Скале иногда играл им на чёрной флейте. В полной тишине, когда, казалось, слышно было даже рассвет. Они стояли под скалой, задрав головы, и медленно поднимающееся солнце золотило им щёки.