Дмитрий Колодан - Мю Цефея. Шторм и штиль

В грудь ударил порыв ветра, и на мгновение мне показалось, что сейчас я тоже сорвусь вниз. Я удержался.

— Эй!!! — заорал я, обращаясь сам не зная к кому. — Эй!!! Помогите!

Сзади меня раздался тяжелый топот — кажется, я все-таки нашел охранника. Я не обернулся к нему. Я даже не видел оживший океан, а смотрел на качающегося на волнах человека. Геннадий Алексеевич лежал на спине спокойно, как будто вода поддерживала его. Мне показалось, что он помахал мне рукой.

Отвесная стена уходила в скалы, тонущие в море, и глубоко под ней резвились дельфины. Было очень холодно и тихо, только шипела морская пена внизу, на камнях. Не слышно ни чаек, ни прибоя, только это вроде бы досадливое шипение, словно кто-то внизу пытался, но не смог добраться до Саши.

Девушка отвернулась от окна. Море без крика чаек, шума прибоя и пляжа казалось скучным, как больничная еда, без соли, запаха и вкуса. Просто грязная вода и шипение, да темные, скользкие спины дельфинов, похожие на слизняков, тонущих в садовом ведре. Пресловутая еда — гречневая каша-размазня и бутерброд с мерзлым маслом — тоже не повышала настроения. А Саше нужно было хорошее настроение. И не просто нужно. От ее хорошего расположения духа теперь очень многое зависело. Раньше никого не волновало, счастлива ли она, довольна ли, и чем ее можно порадовать. Но в этом была своя прелесть. Свобода чувствовать то, что чувствуешь. Злиться, плакать, хандрить и не делать над собой усилие. Не искать позитива в своих мыслях. Не любить все человечество, без исключения, и не чувствовать себя при этом преступницей.

— В жизни бы не подумала, что буду скучать о депрессии, — усмехнулась Саша, закрывая окно. Подумав, поставила на подоконник тарелку с едой и спрятала ее за шторами, тщательно задернув их. Ткань пропускала свет, придавая всему насыщенный темно-красный оттенок. Сразу стало уютнее и даже, кажется, теплее. Саша прошлась по комнате, от окна к двери, от двери к камину, от камина к кровати, провела рукой по кружевной салфетке на комоде, погладила безделушки. Взглянула в зеркало. Морской ветер немного растрепал ее длинные русые волосы, заплетенные в косу. Унылые прядки повисли вдоль щек, поэтому отражение тоже ее не порадовало. Свеча, горящая на столе, щелкнула, рядом с ней лежал браслет, и индикатор на нем изменил цвет с зеленого на желтый. Надо было срочно что-то предпринять.

Саша поспешила к чемодану, достала оттуда фотографии матери и брата, бабушкину шерстяную шаль, от которой еще пахло духами «Красная Москва», стеклянный шар, в котором вокруг домика кружился снег. Подумать только, когда-то она любила снег, могла подолгу трясти шар. Снег успокаивал, навевал мысли о праздниках, елке, каникулах. А теперь, когда весь мир покрылся коркой льда, снег раздражал. Радость вызывали только воспоминания об отце — шар годами стоял на его столе, прижимая кипу документов. Свеча снова щелкнула, но Саша старалась не отвлекаться, погрузиться в воспоминания. Шар, бумаги, папин стол, уютный свет лампы, запах табака и сандала, теплая шершавая рука…

— Простите, я не мешаю? Сегодня я ваша горничная, зовите меня тетя Света. — В дверь вошла пожилая женщина, стройная, легкая, улыбчивая. «Тетей» она себя звала скорее из кокетства, ее лет десять как можно было звать «бабушкой Светой». — Завтра, когда вас переведут в зал, вас, конечно, будет обслуживать поболе народу. А сегодня все готовятся еще.

— Ничего страшного. — Выходя из воспоминаний, Саша всегда чувствовала себя так, словно выныривала из воды. Тем, кто не обладал ее даром, такого не объяснить. Сонливость, тягучая, сладкая, словно кисель, а также чувство тяжести во всем теле делали ее плохой собеседницей, включаться в разговор приходилось дольше, чем другие. — Ничего страшного. Я простая девушка, привыкла сама справляться со всем. Заступницей меня назначили всего пару дней назад.

— Ого, всего пару дней, а уже Главный зал «Королевской скалы», — всплеснула руками тетя Света. — Наверное, вы очень талантливы. В своем роде.

Саша смущенно улыбнулась, думая, что на самом деле ее скачок в карьере вызван не талантом, а прогрессом Катаклизма, о настоящих размерах которого умалчивали, боясь не столько паники населения, сколько падения оптимизма. Первые два года Катаклизм вообще прошел незаметно, аномальную погоду списывали на глобальное потепление и прочие проблемы экологии. Мало кого волновал снег в пустынях или обледеневшие на лету птицы. И лишь когда лед начал покрывать все подряд, начиная с горячих точек и крупных городов, и связь погоды с негативными настроениями в обществе стала очевидной, заговорили о Катаклизме. Еще пару месяцев людей уговаривали думать позитивно, искать радость и счастье в повседневности, и только так были открыты те, кого назвали Заступниками. Район, где жил хотя бы один Заступник, не страдал от внезапного обледенения, как соседние. Но к тому времени Катаклизм ускорился еще, и времени почти не осталось.

Если тетя Света и ждала от нее ответа, не в Сашиных силах было обсуждать ни ее дар, ни Катаклизм, ни работу, которую ей предстоит сделать.

— Ничего, ничего, я не хотела мешать, все мы в «Королевской скале» служим лишь для того, чтобы поддержать ваши моральные силы и ваше отличное настроение. — Горничная принялась хлопотать, взбивая подушки, проверяя пыль, поправляя шторы. — Ох, зачем вы задернули, тут же прекрасный вид на море, мы специально подобрали вам эту комнату.

Штора поехала в сторону, и тетя Света увидела тарелку с нетронутой едой.

— Я не люблю это, — перебила Саша ее причитания. — Такая еда портит мне настроение.

— Ох, разумеется. — Горничная едва заметно поджала губы. — Вам для настроения нужны, наверное, более изысканные блюда. Но кухня до завтра закрыта. Я сама варила эту кашу, она действительно вкусная. Настроение… Может, придумаем что-то другое? Голод вам не добавит радости. Я могу сварить яйцо, пожарить блины, в холодильнике есть докторская колбаса, сыр, яблоки…

— Спасибо, я не голодная. И еще у меня есть шоколадка, — смущенно призналась Саша. — Всегда вожу с собой шоколад на всякий случай. Чтобы быстро поднять себе настроение в случае чего.

— Ну, я хотя бы чаю принесу. У нас есть действительно хороший чай. Сейчас только разожгу камин, вам будет уютнее и теплее.

Саша вновь отвернулась к чемодану, и горничная ее больше не беспокоила. Девушка раскладывала вещи, еще вчера выбранные с особой тщательностью. Только то, что радует. Махровый халат с заячьими ушками на капюшоне, старенький, потому что поднимал ей настроение задолго до того, как ее назначили Заступницей, любимое мыло, детская зубная паста с малиновым вкусом. Она еще будет бороться с кариесом горькими мятными пастами, когда Катаклизм отступит, а сегодня и завтра — только приятное. Постельное белье, на которое бабушка укладывала ее в детстве, когда Саша гостила в ее старом доме. Старенькое, нежное. Как оно только сохранилось? Пластинка «Ухти-тухти», ее, наверное, негде будет послушать, но это необязательно, пластинка хороша сама по себе, как память. Книга Элеоноры Портер «Полианна», помогавшая ей в детстве. Саше больше нравились другие книги — «Рассказы о животных» Сетона-Томпсона, «Грозовой перевал» Эмили Бронте и другие, но сегодня ничего печального, только хороший конец и позитивный взгляд на жизнь. Нельзя давать Катаклизму ни шанса. Гора вещей, вынутых из чемодана, росла, сверху уселся игрушечный заяц с оторванным ухом и побитая, но склеенная статуэтка фарфорового мальчика с виноградной гроздью, которую Саше в детстве нельзя было трогать, а теперь вот можно, а попроси она луну с неба — достали бы и ее…