Анна Сокол - Маги, ведьмы, чернокнижники

Маг плюхнулся на лавку напротив и зачерпнул рагу. Из моей тарелки, между прочим. Хотя, если за все платит чаровник…

— Ошень вкушно, — он торопливо жевал.

— Рион, — попросила я, — скажи, что мы сегодня уезжаем отсюда.

— Не могу, — он зачерпнул еще одну ложку.

— Почему-то я так и подумала. — Аппетит исчез полностью. — Сам расскажешь, что узнал, или надо умолять?

Рион удивленно поднял брови, проглотил овощи и покачал головой:

— Было бы интересно посмотреть, — и снова взялся за ложку. — Но, боюсь, не переживу такого счастья. Сейчас Петриш вернется, и все узнаешь.

Трактирщик вернулся как раз к тому моменту, когда маг добрался до дна тарелки, и жестом попросил нас следовать за ним.

— Рион?

— Минуту потерпи, ладно? — попросил маг, поднимаясь. — Всего минуту.

В сопровождении хозяина мы прошли не более сотни шагов по главной улице и свернули налево, к одному из домов. Добротная одноэтажная постройка под новенькой черепичной крышей, в палисаднике розы, сбоку крытая телега с впряженной рыжей мохноногой лошадкой. Лопоухий молодец сноровисто сгружал холщовые тюки.

— Ткача Керея дом, — сказал Петриш, заходя первым.

В светелке нас уже ждали. Семья ткача в полном составе, все с напряженно суровыми лицами. Ткач — дородный мужик с тяжелым взглядом и ранней лысиной, и его жена — сухощавая нестарая женщина с усталым лицом, сидели на лавке. Занятый на погрузке, видимо, старший сын, проскользнул за нашими спинами, встал справа от отца. За него тут же ухватилась молоденькая девушка с длинной косой и младенцем на руках. Жена? Сестра?

За спиной хозяйки дома переминалась с ноги на ногу девочка лет тринадцати, чуть постарше той, что застала меня над телом бабки и ее козы. Бросив в мою сторону испуганный взгляд, она спряталась за спину матери и больше не показывалась. Рядом с ней озорно пихали друг друга локтями мальчики-двойняшки. Лица братьев были перемазаны чем-то липким и, без сомнения, вкусным. В углу отдельно от всех сидела заплаканная тетка в длинном черном одеянии и топтались давешние лесорубы.

Зачем мы здесь? Я вопросительно посмотрела на мага.

— Керей, ты это, не мешай, — первым высказался трактирщик. — Нам для начала тока поговорить.

Женщина в углу громко всхлипнула, остальные скрестили пальцы и поводили перед собой — от сглаза.

— Говорите, нам скрывать нечего, — разрешил ткач.

Петриш кашлянул и, указав на заплаканную тетку, сказал:

— Вот, знакомьтесь, Рея-травница.

Рион не отрывал взгляда от женщины. И я его понимала. Грозной чаровницей, управляющей нежитью, оказалась трясущаяся тетка неопределенного возраста с опухшим лицом.

— Ты козу загубила, знахарка? — спросил парень.

В ответ слезы из карих глаз потекли пуще прежнего.

— Это мы виноваты, — ответила вместо Реи хозяйка дома.

Керей нервно дернул щекой, но жену не остановил.

— Муж заболел. Вышградские шептуны десять риниров [11] Ринир — золотая монета высшего достоинства. 1 ринир = 10 серебряным динам, 1 дин = 100 медным череням. запросили за излечение. А наша Рея взялась за пару динов. Хворь цепкая попалась, выводить с кровью надобно. На скотину перевести, да и порешить ее. Болезнь в землю уйдет и ни на кого другого не перекинется.

Я вздохнула. Дальше можно было не продолжать, история стара как мир. Суеверие, что любую болезнь можно перевести на другое живое существо, давно и прочно укоренилось в головах людей. И доказывать, что недуг не изгоняют, а лечат, — бесполезно. Люди хотят верить в моментальное выздоровление. Этим и пользуются нечистые на руку целители. Усиленно лечат человека, как правило, безрезультатно. А потом, выдержав надлежащий для нагнетания обстановки срок, предлагают последнее средство — ритуал изгнания. Получив монеты, врачеватель убеждает больного, что тот здоров. Это в лучшем случае. А то ведь есть умельцы, знающие, куда нужную травку подложить, чтобы болезнь вызвать, а уж потом и вылечить.

Но я отвлеклась, а женщина тем временем рассказывала:

— Сговорились с Мироном-гончаром. Сменяли козу на отрез хлопка. Мать Мирона, та самая бабка Нюля, привела животину на убой. Хотели провести ритуал на заднем дворе, но… но… — Женщина испуганно посмотрела мужа.

— Не решились, — закончил за нее Рион. — А зря, тогда и вопросов бы не было. Моя земля, моя скотина, когда хочу — тогда и режу.

— Неча заразу у дома плодить, — прогудел ткач.

— Рея провела обряд, — дождавшись одобрительного кивка мужа, продолжила женщина. — Зарезала козу, заговорила кровь, сделала талисман для больного.

— Вот уж гадость, — не выдержала я. Ткачиха дернулась, словно ее ударили, но не возразила. Нечего. Гадость на крови — гадостью и останется.

— То же самое мне сказали и Мирон, и Ташка, — кивнул чаровник и посмотрел на меня. — Та девочка, что нашла тело старой Нюли.

— Но Рея к этому времени уже у нас была. Здесь, — проговорила женщина. — Я помню, когда Ташка заголосила, я как раз перину переворачивала, а Рея мне помогала.

— А что у вас болит? — поинтересовалась я у ткача.

На мой взгляд, дядька был здоров, никакой хворобы. По воцарившейся тишине я поняла, что вопрос задала зря. Даже травница перестала всхлипывать.

— Какое тебе дело до моих хворей, водянка? — процедил ткач сквозь зубы.

— Никакого, — пожала я плечами. — Но раз травница еще здесь, до излечения, надо полагать, далеко.

Мужчина с шумом втянул воздух, в глазах разгорелся гнев. Я заставила себя стоять на месте, не поддаваясь трусливому желанию спрятаться за мага.

Домочадцы Керея переглянулись. Жена посмотрела умоляюще.

— Я теряю мужскую силу, — выдохнул он.

Трактирщик отвернулся. Один из лесорубов усмехнулся. Ткач стал наливаться краснотой.

— Давно?

Керей сжал руки в кулаки, на скулах заиграли желваки, но он ответил:

— Третью седмицу.

— Я могу осмотреть кровать?

Мужчина плюнул под ноги. Я не шевельнулась. Рион сделал шаг вперед и… Я запомню это движение, почти незаметное. Он собирался встать на пути у дородного ткача, закрыть меня собой. Да, защищал он не меня, а свою силу, но… Это показалось неожиданно приятным.

Керей обернулся к семье, ища поддержки. Но все были растеряны.

— Хуже уже все равно не будет, — выдавила женщина, обнимая дочь.

— Вторая дверь от светелки, — пересилил себя мужчина.

Под испуганные перешептывания я вошла в спальню. Думаю, после моего осмотра белье сожгут, мебель выкинут, а стены перекрасят. Да еще и смирта вызовут, чтобы вернуть семейному ложу благословение. Мне-то что, лишь бы людям в радость.

Хозяйская опочивальня была убрана с заботой и любовью. Резная кровать с вышитым покрывалом, невесомые занавески на открытых окнах, свежие розы в глиняном кувшине, вышивка на стенах.