Анна Сокол - Маги, ведьмы, чернокнижники

На нас смотрели. Иногда с любопытством, иногда со злорадством, а иногда равнодушно отворачивались. Торговка яблоками, игриво подмигнув усатому, запустила плодом прямо в спину вирийцу, босоногий пацан долго бежал рядом с лошадью светловолосого, то ли выпрашивая мелочь, то ли нарываясь на хорошую порку. Над головой со стуком закрылось окно, распугав сидевших на крыше голубей.

Отдав команду спешиться, командир разъезда соскочил со своего коня и скрылся в пристройке. Верховые стали перебрасываться шуточками, лысый стащил меня с Облачка, словно куль с мукой. Не удержавшись на ногах, я грохнулась в пыль, солдаты захохотали. Для них — обычный день, обычные пленники и томительное ожидание вечернего глотка хмеля. Вит слез сам, не дав светловолосому повода извалять себя в грязи. Верховые деловито привязывали лошадей.

На подошедших к башне мужчин я обратила внимание не сразу. Они шли, неторопливо беседуя, как и другие горожане, уже освободившиеся от службы или никогда на нее не ходившие. Поднявшись, я прислонилась к теплому боку кобылы, подняла голову и… похолодела. В отличие от Тамита, встреченного нами у Вышграда, эти не скрывали своего ремесла, на одежде каждого был вышит знак, чем-то неуловимо напоминающий рисунок на руке Риона. И чем-то отличавшийся от него.

Маги!

Вит сделал маленький шаг в сторону, почти незаметный, но тем не менее встал так, чтобы хоть немного загородить меня от чаровников. Что это? Случайность? Или…

Солдат со шрамом что-то сказал лысому, тот хохотнул, и они уже вдвоем уставились на нас. Облачко фыркнула, потянулась к ближайшему кусту, нервно отмахиваясь от мошкары хвостом.

Один из чаровников бросил на нас рассеянный взгляд и вернулся к разговору с товарищем. А потом, словно с опозданием осознав, что именно увидел, споткнулся на полуслове и уже целенаправленно посмотрел на меня. Его спутнику ничего не оставалось, как повернуться в ту же сторону.

Я в очередной раз помянула Эола.

Не было ни криков, ни вопросов, ни предложений сдаться, ничего лишнего. Они действовали одновременно и слаженно, словно не раз отрабатывали действия, не раз ловили подобных мне. Или убивали.

Но что обиднее всего, ни один не задался вопросом, не задумался — зачем устраивать балаган, когда нам и так готовят камеры в каземате? К чему бить из пушки по воробьям? Мы же были связаны и находились под конвоем. Но они не думали.

Никто ничего не успел понять, ни мы, ни стражники, лишь деревенский мерин Михея тревожно взбрыкнул, стараясь вырвать привязанный повод, да Облачко отшатнулась в сторону.

Две лиловые змейки сорвались с рук магов, упали на землю и, словно ручные, очертив в пыли сияющий круг, соединились за спиной и заключили нас с Витом внутрь. Холодное пламя, потрескивая, взметнулось вверх, схлопываясь и образуя над нами прозрачный купол, совсем как на ярмарочном балагане. Солнце стало блеклым, размытым и лиловым. Нас будто накрыли бычьим пузырем или гигантским чугунком с полупрозрачными стенками.

Нет бы сразу укокошить, как это делают все нормальные люди.

Не знаю, как все смотрелось снаружи, а изнутри отсвечивающие лиловым огнем стены купола ощетинились тонкими иглами. Шипы хищно пульсировали и тянулись ко мне. Их голод, их жадное внимание, устремленное куда-то внутрь, казались почти осязаемыми.

— Айка! — Я почувствовала прикосновение к спине. — Айка, спокойно.

Отступила еще на шаг и поняла, что дрожу, как заяц. Дрожу и прижимаюсь к Виту. Сейчас не имело значения, кто он. И кто я.

— Не дергайся, — зашептал вириец. — Убьешь нас обоих.

Шипы двинулись, следя за движениями, ощущая что-то, недоступное человеку, так летучая мышь слышит отраженное эхо звуков, так кошка чувствует окружающий мир усами.

Иглы «смотрели», иногда чуть удлинялись, словно желая коснуться. Я выставила вперед связанные руки. Не дам, не позволю! Только не это… Зверь, спящий внутри, поднял голову и зашипел. Мышцы напряглись, кожу стало покалывать. Чудовище заворочалось.

— Айка, — вириец повысил голос, — не смей применять магию.

Кончики шипов потемнели, стены купола дрогнули и приблизились. «Чугунок» разом уменьшился в размере. Ужас тугим кольцом свернулся где-то внизу живота. Шипение сменилось рыком. То, что жило внутри меня, больше всего хотело броситься на лиловое свечение.

— Не надо, — попросил Вит, касаясь подбородком моей головы. — Айка, это ловушка. — Я почувствовала его прикосновение, руки мужчины, все еще связанные, как и у меня, опустились на мои плечи. Я оказалась в их кольце. Он обнимал меня, одновременно лишая возможности двигаться. — Выпустишь силу хоть на кьят, магия отразится от уловителей и, усиленная в десяток раз, вернется к хозяину. Нас разорвет на куски.

Я слушала его и не слышала. Слушала и не могла ничего поделать: то, что жило внутри, уже проснулось.

Очередное сжатие стен, и шипы приблизились еще на локоть. Близко. К ним тянуло, как может тянуть к опасности. От них отталкивало, как может отталкивать близость смерти. Две противоборствующие силы столкнулись внутри купола.

Зверь ворочался, пробуя человеческое тело на прочность.

— Айя, не надо, — прошептал Вит.

Собственное имя, произнесенное мягким голосом, на миг привело в чувство. Только бабушка называла меня так. И только в ее голосе слышалась доброта, больше ни в чьем.

Вириец продолжал прижимать меня к себе, я слышала, как бьется сердце в его груди. Зверь, недовольный промедлением, оскалился.

«Нет, пожалуйста!» — безмолвно закричала я.

Кожа разве что не трещала по швам, как сарафан, из которого я давно выросла, но зачем-то напялила снова. Шипы шевельнулись. Зверь откликнулся, рыкнул и легко вышел на свободу.

Но вместо того, чтобы разорвать хрупкую оболочку, слился с ней. Со мной. И я поняла, что произошло, поняла, о чем говорил Рион. Магия была живой и почти разумной. Нет, разумной — неправильное слово, она обладала волей и обликом, пусть и живущим лишь в моем воображении.

Теперь это был не просто зверь, это была кошка. Гибкая, хищная, опасная. Каждый ее (или мой?) мускул дрожал от сдерживаемой силы. Еще немного, и она сорвется в головокружительный смертельный прыжок. И не будет в мире ничего прекраснее.

— Ты не оставила мне выбора, — просто сказал Вит, его голос снова сделался отстраненным.

Может, внутри меня и жила кошка, а может, я сошла с ума, но в любом случае внешне оставалась человеком. Довольно хрупким, если сравнивать с солдатом. Вириец приподнял руки, которыми до этого прижимал меня к себе, но вместо того чтобы освободить, вдруг сдавил шею. Резко и сильно, лишая дыхания, оставив мгновение на сожаление и мгновение на мысль.

Рион все-таки был прав, нельзя поворачиваться к вирийцу спиной. Кошка жалела лишь о том, что не прыгнула. Не на голодные шипы, а на Вита, и не загрызла. Чего только не придет в голову от страха!