Бронислава Вонсович - Игроки [litres]

– Шанталь, как тебе только в голову пришла такая ерунда? – Он театрально воздел руки вверх. – Нам сейчас нельзя столь серьезно подставляться. Все это может всплыть в самый неприятный и неожиданный момент.

– Я думала, лорд Эгре влюбится и станет более податливым, – смущенно пояснила я. – Попробовать-то стоило?

– Не стоило, – отрезал папа. – Особа на такой должности уж всяко обезопасила себя от дилетантских зелий. Хорошо хоть просто посмеялся, а не завел дело. Но с Гастоном-то что теперь делать? – Он страдальчески сморщился. – Если он умудряется вредить с пологом на окнах, мне страшно представить, на что он способен, проникнув внутрь нашего дома.

– Попроси Жака подежурить за дополнительную плату, – деловито предложила я. – Чтобы Гастон сидел в своей комнате, а не шлялся по дому или, того хуже, страдал у меня под дверью. Сегодня до вечера у него могу и я посидеть, вместе с инорой Маруа, конечно, а завтра мы пораньше уедем в город, а потом на обед к лорду Эгре. Может, Гастон тогда сам нас покинет? Меня же не будет.

– Не нравится мне это все, – проворчал папа. – Нет, Жака привлекать не нужно, он как пить дать заснет, а Гастон без присмотра меня пугает. Лучше я сам с этим придурком посижу, во избежание, так сказать. Вместе с инорой Маруа, разумеется. – Он оживился: – Тогда ты к жениху поедешь с Мартой.

– Папа, это не обсуждается, – твердо ответила я. – Можешь Гастона хоть всю ночь караулить, но один. Не надо привлекать к внутрисемейным делам посторонних, пусть ты их и собираешься сделать частью семьи в ближайшем будущем. У них-то могут быть другие планы.

Гастон идти в отведенную ему комнату не захотел, а, удобно обложившись подушками, устроился в гостиной, после того как Жак, вооружившись пинцетом, выдрал несколько застрявших колючек. Мизерность повреждений моего поклонника не смущала: как только я направлялась к выходу, он сразу же разражался многочисленными стонами и жалобами, а если я садилась рядом с ним, так и норовил ухватить меня за руку. Признания сыпались из него, как горох из дырявого мешка: мелкие и безудержные.

Чтобы хоть немного его заткнуть, пришлось сесть за клавесин и все оставшееся время вспоминать известные песни, чтобы не исполнять одно и то же по нескольку раз. Хотя Гастону это было, похоже, все равно: он был счастлив лишь от того, что я пою почти лично для него. Ко сну я отходила уставшая, нервная и охрипшая, так что все разговоры с Бернаром пришлось перенести на завтра. А мне было что ему сказать!

На кону стоит не только его собственная жизнь, но и судьба герцогства, а он ведет себя, словно никакой угрозы нет, а живет у нас в доме он исключительно для развлечения, в список которых вхожу и я. Как избалованный ребенок, который заигрался и не понимает, что причиняет вред и себе, и окружающим. Если мне придется и от маркиза отбиваться, то проще сразу признаться во всем Анри. Глядишь, он согласится безболезненно расторгнуть помолвку и забрать отсюда столь мешающего мне компаньона. Я вздохнула. Нет уж, таких свидетелей в живых не оставляют, поэтому в случае моего признания ничего хорошего нашу семью не ждет. Да и отвратительно это – выдавать жертву преступнику. Бернару я выскажу все, что думаю! Но завтра.

С этими мыслями я и ложилась спать. Как ни странно, ночью меня никто не тревожил: наверное, папе удалось влить снотворное в Гастона, потому что я сильно сомневалась, чтобы родитель смог высидеть ночь у постели лжебольного. А утром, почти сразу как я проснулась, пришла Марта и принесла букет странных, чуть светящихся лилий с нежным ароматом и огромную коробку, красиво перевязанную пышным розовым бантом. От кого подарок, можно было не спрашивать: за ленту была заткнута карточка лорда Эгре. Букет я подозрительно осмотрела: вчера Анри не досталось ни капли зелья, значит, ко мне чувствами он не воспылал, и его подарок не выражает безмерной любви. Но цветы были диво как хороши, поэтому я отбросила подозрительность и поставила их в вазу. После чего с некоторым смущением принялась распаковывать коробку. Мне казалось, что после вчерашнего разговора с жениха станется прислать десяток кружевных сорочек в подарок, но нет: упаковочная бумага слезла и открыла моим глазам «Набор для юного алхимика», самый большой из всех, виденных мной раньше.

«Раз уж у вас возник подобный интерес, я решил сделать подарок, который вам, безо всякого сомнения, понравится. Внутри есть книжечка с перечислениями опытов, которые можно проводить, не боясь навредить окружающим.

С любовью, Анри», – гласила издевательская записка, лежащая на коробке под цветной упаковочной бумагой.

Поначалу я ужасно оскорбилась, чего наверняка лорд Эгре и добивался, прислав эту коробку с издевательской запиской. Потом мне стало любопытно, что же там, в этой коробке, есть. Реактивы в стеклянных баночках выглядели не сказать чтобы очень привлекательно, но во вложенном буклетике обещали, что из них можно сделать много чего интересного.

К рекламным лозунгам я отнеслась скептически, но все же расставила на комоде несколько колб и горелку. Пожалуй, опыт с огненными вихрями в закрытой посудине с незапоминающимся названием был очень увлекателен, но больше мне не дали поэкспериментировать. Марта, пришедшая звать на завтрак, возмущенно ахнула и забубнила, что я непременно испорчу платье, сожгу ресницы и волосы, обезображу себя шрамами, и где я только такую гадость взяла, от которой приличным иноритам нужно держаться подальше. Мое утверждение, что эта гадость – подарок жениха, ее ничуть не успокоило. Она мрачно пробурчала, что ждала, конечно, от лорда Эгре пакостей, но это даже для него слишком.

– Только с разрешения вашего отца, – непреклонно заявила Марта. – И не в спальне. Ишь, что удумал, змей, невесту отравить до свадьбы. Или взорвать. Или изуродовать. С него станется.

Слишком часто в последнее время мне говорят про разрешение папы, словно я все еще маленькая девочка, которой нужно указывать. Я была уверена, что до свадьбы со мной ничего не случится, в любом случае это не в интересах Анри, поэтому сказала:

– Это детский набор. Здесь ничего не должно взрываться. И травить меня тоже ни к чему.

– Наверняка что-то подмешал, – не сдавалась экономка. – Веры у меня к вашему жениху никакой. Вот, – она ткнула пальцем в первую страницу буклета, – написано: «Проводить опыты только в хорошо проветриваемых помещениях». Хорошо проветриваемых! А у вас здесь полог магический. Кто знает, что он пропускает, а что – нет! Кроме того, инорита, вам пора завтракать.

Она закрыла стеклянным колпачком горелку, отчего огонек сразу погас, и сурово на меня посмотрела. На завтрак идти не хотелось: там наверняка был Гастон, а тут столько интересного… Но Марта была неумолима и выставила меня из комнаты так, словно хозяйкой была она, а не я. Пришлось подчиниться грубому насилию, а то ведь сразу побежит жаловаться папе. А он может забрать набор.