Юрий Москаленко - Там, где нас не ждут

День пятый

Приятная свежесть летнего утра. Зябко поежившись, с головой завернулся в плащ. Где-то рядом птах поет серенаду своей избраннице. Хорошо, тепло; правда пахнет от меня… не очень и есть хочется! Пора вставать. Вот так я, человек земного двадцать первого века, испытывал удовольствие. Представляете — пенсионер, любитель диванов и мягких кресел, испытывал непередаваемое удовольствие, лежа на холодной жесткой земле. Что-то новенькое для меня. Это, наверное, память тела, ведь я не знаю, кем был малец, пока я не перебрался к нему, и самое главное — он не пытается вернуть тело себе. Если он еще здесь. Видно, сон на земле, одетым или укрытым, когда никто не отвлекает и не гоняет, доставляет телу, в сравнении с прежними ощущениями, явное удовольствие. Чего же он натерпелся, если такие минимальные удобства вызывают у него столь приятные эмоции?! Да лучше не знать… Хватит лирики, подъем!

Сборы много времени не заняли. Покидал барахло в мешок, особо осторожно обращался с непонятным кубиком и опасной книженцией. Уложил в мешок даже свои грязные вещи, ничего не бросил. Вместо кожаных штанов надел шорты, сделанные из остатков своих старых порток. Надел старую рубаху, а сверху жилетку. То еще чучело получилось. Рассовал все оружие, сильно намучился с перевязью метательных ножей. Никак не мог разобраться с этими тесемочками, чтобы разместить перевязь на левой части груди. Плюнул на все, достал нож и где обрезал, а где сшил нитками; среди иголок попались две неплохие, остальные гнулись.

Есть хотелось жутко, настойки во фляге — на донышке, если сегодня не найду воду, будет печально. Раньше голодал часто, то в армии, бывало, то лечебное практиковал, но больше всего на зоне, тамошнюю баланду есть невозможно и для здоровья моего было опасно, тогда за полтора года сбросил около двадцати пяти кило. Так что на нервом месте в списке вопросов выживания — поиск воды для питья и стирки. Ну а где вода — там и еда; может, с рыбалкой повезет, есть у меня мысли насчет того, где раздобыть снасть.

Потом надо найти то, чем можно разжигать огонь. Чувствую себя древним человеком, но трением добывать огонь что-то не хочется.

Туман рассеялся, пейзаж не изменился: местное светило сверху, земля под ногами, нерукотворный «шалаш» над головой, слегка душно, но не очень жарко. Мошку, комаров и других гнусов вижу, но, что характерно, ко мне ближе трех метров не подлетают. Тоже непонятка.

Нет, я не против, но слегка напрягает. Живность попадалась по дороге, но стоило приблизиться — и она как угорелая уметалась с дороги. Увы, в отличие от меня склоны оврага для нее преградой не являлись. Часа через два присел на отдых, скинул мешок, достал флягу, только поднес ко рту… и тут из-за поворота, что в метрах в двадцати от меня, вываливается кошка, нехилая такая кошечка, метра два в длину и в холке высотой со взрослого пятнистого дога; ну все, думаю, хана мне! Мадам меня увидела, мордой помотала, носом потянула, чихнула, подошла, метрах в пяти остановилась. И дальше, будто что-то ее не пускает или ей очень неприятно рядом со мной. Хвост вертится, как пропеллер, зубы скалит, рычит — и вдруг ни с того ни сего начала пятиться назад: уши прижаты, задом боится поворачиваться, так и пятилась до поворота, а потом прыжок вверх — и пропала. И что-то мне совсем расхотелось куда-то идти. И от безысходности заплакал, ничего с собой сделать не могу, на реакции детского тела влиять очень сложно, но я стараюсь. Успокоился через некоторое время, вытер рукавом слезы.

— Да, труден выбор: сидеть тут в страхе — помрешь от обезвоживания, идти дальше — сожрет ведь, гадина. Плачь не плачь — идти надо.

Отпил глоток из фляги и, озираясь по сторонам, двинулся в путь. Я предполагал, что тут хищников много, но между предполагать и видеть своими глазами — пр о пасть. Мандражировал сильно, но пер вперед как танк. В одном месте, где среди веток верхнего «шалаша» имелась дырка, вылез из оврага на поверхность, посмотреть. Вокруг тайга не тайга, джунгли не джунгли, но точно не ухоженный лес в Германии: видимость — метров десять — пятнадцать, гулять по этому лесу смог бы только от безысходности. Деревья большие, стоящие близко друг к другу, обвитые лианами или плющом, зелень кругом, аж в глазах рябит от буйства красок цветов, плодов и пернатых.

Может, чего сорвать? И хочется и колется. Есть хочется, но проверять на себе, что можно есть, а что нельзя, не хотелось. Пока не помираю от голода, рисковать не буду. Спускаюсь вниз и двигаю дальше.

Перед самым закатом землю под ногами сменил песок, вскоре он перешел в гальку, начали попадаться средние и крупные камни, идти стало немного труднее. Не-э, классный мне парнишка попался, выносливый. Очень хотелось спать, но пить хотелось еще больше. Сапоги, доставшиеся от пигмея, просто класс: легкие, удобные, правда, ноги в портянках немного взопрели, но примерно через каждые два часа я делал привал и отдыхал, скинув мешок и сапоги. Когда стало особенно жарко, поспал часа три, снова расстелив плащ и полностью раздевшись. И еще я на привале кидал метательные ножи. Какое качество у них — не знаю, не специалист. По форме похожи на рыбок, для меня тяжеловаты, но в руке лежат удобно, придавая чувство мнимой защищенности. Я что с ними никакой, что без них, но, держа их в руках, чувствовал себя увереннее. Глупо, наверное, выглядел со стороны, метая железки в песок, но я тренировался, а главное, отвлекался от мыслей о моем пребывании в этом мире и о сам о м этом мире.

При движении железо, что навешано на мне, ощутимо тянуло к земле, и мне приходили в голову умные мысли повыкидывать его к чертям собачьим, но жаба душила сильнее, не давая прислушаться к здравому смыслу. Хотелось есть, спать, но особенно хотелось пить. Начиналась жажда, меня шатало, я часто стал запинаться, все чаще делал небольшие остановки, чтобы отдышаться и отдохнуть, и все тяжелее было снова подняться и тронуться в путь.

Когда отчаяние когтями начало царапать душу, а я подумывал остановиться на ночевку и, пока еще светло, слазить на поверхность, чтобы набрать, если найду, сочных плодов, мне послышался шум, очень похожий на шум горной реки, даже не шум, а отголосок. Подумал — глюки, но не остановился, как хотел, а побрел дальше. В лесу не бывает тишины: шум листвы, крики живности и птиц — все сливается в фон, долго прислушиваясь к которому, настолько привыкаешь, что уже не воспринимаешь его и для тебя наступает тишина; только если что-то вклинивается постороннее, пусть даже шорох, то сильно бьет по ушам. Поэтому, когда спустя минут двадцать (сложно ориентироваться во времени, не имея часов) я отчетливо услышал шум бегущей воды…