Анна Алакозова - Исправить все. Мирриэль [СИ]

— Прощай, учитель. Я буду помнить все твои уроки. Ты заменил мне отца. Обрети же покой, пусть в мире пройдут отведенные тебе дни.

Он открыл глаза и посмотрел на меня совсем так же, как когда-то, когда я был мальчишкой. В его взгляде была забота, нежность, доброта и понимание.

— Кален, мальчик мой. Что ты здесь делаешь. Тебе не место здесь. Твое время еще не пришло, ты еще совсем молод. Или это опять воспоминание… Мальчик мой, — в глазах его стояли слезы, — ты — самое светлое мое воспоминание. Прости меня, за то, что я обрек тебя на такую жизнь, ты не заслужил этого. Я отобрал у тебя жизнь… Прости меня, сынок.

— Морган, я не видение. Я здесь, я пришел проститься.

Он сморгнул слезы и сел.

— Тебе не стоило сюда приходить, ученик.

— Я уже вырос, Морган, я сам уже могу быть учителем. Теперь я сам решаю, когда и куда мне идти.

— Я знаю, Кален, знаю. И мне больно от этого знания. Мне не следовало забирать тебя из дома, не следовало, это моя вина, но мне так хотелось… иметь сына, — он смотрел мне прямо в глаза. — Прости мне эту мою прихоть, я принес твою жизнь в жертву своей мечте. Прости меня

— Мне не за что тебя прощать, Морган… — глядя на него я понял, что он ждет не своего имени, что он ждет от меня другого и улыбнувшись поправил сам себя. — Отец.

Слезы потекли по его щекам, и он крепко обнял меня. Я тоже обнял его за плечи стараясь сдержать свои чувства, чтобы он мог мной гордиться, чтобы он увидел, как хорошо он меня воспитал.

— Ты вырос, сынок. Я очень рад, что ты зашел проститься со мной. Я хочу чтобы ты знал как я горжусь тобой, как я счастлив, что мне выпала радость быть твоим наставником. Я взял тебя мальчиком, а теперь ты уже мужчина. Это наполняет мое сердце радостью. Запомни, сынок мое последнее наставление: не верь россказням, что иного выхода нет, что все мы оканчиваем так, как я. Сынок, я знаю тебя, я растил тебя, я видел твою силу, ты сможешь совладать с этим, ты справишься, ты должен вернуть свою жизнь, которую я похитил у тебя. Найди ее и отрекись от ордена. Это все в твоих руках. Выполни же мою последнюю волю, Кален. Я не хочу так умирать. Я знаю, что твой кинжал при тебе, окажи мне честь, сынок, прерви эти страдания. Я бы не просил тебя, но боюсь, что мне уже не справиться с тобой, и отобрать кинжал силой у меня не получится поэтому просто дай мне его, сынок…

На этом период его ясного мышления окончился, взгляд помутнел, исчезла доброта из глаз, в них заплясал огонь безумия. Он начал нечленораздельно кричать и вырываться из моих рук. Он выкрикивал имена и проклятия, а потом осел на пол и из уголка его рта потекла слюна. Жалость переполняла меня, но я встал и вышел из камеры, закрыв за собой дверь. Я уже сделал несколько шагов в сторону выхода, когда услышал за спиной его окрик.

— Кален, не бросай меня здесь.

Я быстро вернулся к окошку.

— Спаси меня, сынок. Подари мне покой…

На этом рассудок опять его покинул. Я колебался некоторое время. Но это была его воля, он просил меня. Он никогда не просил меня ни о чем, лишь учил и наставлял, исполняя при этом мои просьбы без раздумий. Это была та малость, которой я мог ему отплатить за все добро, что он сделал для меня. Я распахнул дверь. Несчастный безумец, заменявший долгие годы мне отца, ползал по полу пачкая ковер слюной и рвотой. Когда я подошел он встал мне на встречу и хотел прыгнуть на меня, но я увернулся, он сам меня учил, но теперь уже не помнил об этом. С легким шелестом кинжал вышел из ножен. Я смотрел на него и понимал, что так будет лучше. Легким обманным выпадом я его спровоцировал и когда он приблизился я ударил его в грудь, в самое сердце, прерывая жалкое теперь существование, даря ему легкую смерть… и вечный покой. В последний момент взгляд его прояснился и он, улыбнувшись, едва заметно кивнул, в знак благодарности. Потом жизнь покинула его тело. Я уложил его на кровать. По моим рукам текла его кровь, согревая их в этом холодном безжизненном подземелье. Я вышел и больше не оглядывался. Дежурный даже не повернулся, когда я проходил мимо. Я вышел на свежий воздух. Холодный осенний ветер гулко завывая в каменных стенах цитадели заглушил мой крик. Я упал на колени и предоставил возможность косым потоком дождя, низвергающимся с небес смывать кровь с моих рук, с моей одежды, унося ее бурым потоком.

На следующий день во дворе цитадели полыхал погребальный костер. Никто не сказал мне ни слова, хотя мой кинжал так и остался в груди учителя. После церемонии, командор отдал мне кинжал.

— Морган воспитал достойного приемника. Не многие решаются на такой шаг, Кален. Он верил в тебя, и ты его не подвел, пусть же так будет и в будущем. Я бы посоветовал тебе забыть обо всем, но знаю по себе, что это невозможно. Сейчас ты заменяешь нам Моргана, но однажды, Кален, я уверен, ты сможешь заменить меня и возглавить наш орден.

Он похлопал меня по плечу. На следующий день выпал снег и я уехал из цитадели. Больше я туда не возвращался. Я предпочел, получая распоряжения, сразу отправляться к новому месту назначения, не заглядывая в старый замок на острове.

Спустя какое-то время Мирра вошла в хижину. Она подошла к очагу, погрела руки у огня и укуталась в теплый плащ. Согревшись она вновь подошла к двери и открыла ее. Облокотившись на косяк, она наблюдает за набирающим силу дождем.

— Ты любишь дождь, командор?

Такой простой вопрос, но ответ на него совсем не прост. Во время дождя начинают сильнее болеть старые раны, но в то же время обновление природы вызывает радость в душе, дает надежду, что еще не все потеряно, что все еще можно исправить и изменить. Так хочет думать взрослый мужчина, но в памяти упрямо всплывает бой во время дождя, бурый поток, смывающий кровь с моих рук и еще один дождь во время которого я простился со своим домом, со всеми родными… дождь, после которого я отрекся от всего и отправился в первый поход со своим будущим наставником… Да, тогда тоже пошел дождь, совсем такой же… А еще я помню, как шлепала по лужам босыми ногами моя младшая сестренка, она еще не понимала, что я ухожу навсегда, для нее это была лишь веселая прогулка под дождем…

— Не знаю, Мирра. Слишком много воспоминаний у меня связано с дождем… Не очень приятных воспоминаний, причиняющих боль…

— А я люблю дождь, хотя и вспомнила об этом совсем недавно. А знаешь почему, Кален?

— Я могу лишь догадываться. Но ты ведь мне расскажешь?

Она поворачивается ко мне лицом, на ее лице блестят капли воды, глаза ее печальны, и она очень грустно улыбается.

— Потому что в дождь, командор, можно плакать, и никто не поймет, что это слезы… Все решат, что ты просто попал под дождь…

Она начинает напевать очень тихую грустную песню. А я не знаю, что мне делать с этим признанием, то ли бросаться к ней, чтобы утешить, то ли сделать вид, что я, как и многие, решил, что это просто капли дождя на ее щеках. Эльфы… иногда так сложно понять какой реакции они ждут от тебя, какая будет правильной… я решаю остаться на месте и продолжаю заниматься огнем и едой. Наверное, так правильнее… не знаю. Она продолжает петь. Хрустальный голос, нежнейшие слова, тихая грусть — все это совсем не подходит к обстановке покосившегося домика у дороги, такие песни должны звучать на эльфийских праздниках в глухих лесах или в величественных замках, пропитанных эльфийским наследием. Я подхожу к девушке, все еще любующейся непогодой и протягиваю скромный ужин: еще свежий хлеб и солонина с овощами. Она принимает мой дар с улыбкой и мелодичное пение смолкает. Мы садимся на порог и думаем каждый о своем, наблюдая как падают капли.