Анна Алакозова - Исправить все. Мирриэль [СИ]

— Ты рано, я жду еще возвращения последнего патруля, мне важен их доклад. Так что придется немного подождать. Будешь смотреть на тренировки или предпочтешь заняться чем-нибудь другим?

Глухое урчание в моем животе выдает то, в чем я не могу признаться. Командор изучил меня своим пронзительным взглядом и неожиданно засмеялся.

— Прости, Мирра, мы все такие дураки, совсем забыли, что несмотря на всю твою необыкновенность у тебя есть обычные потребности. Это наше упущение. Давай так. Ты говори хозяину таверны, что один из нас покроет ему все расходы, можешь сказать, что я беру это на себя, чтобы он уже был уверен, и иди, покушай, только не переедай, чтобы могла двигаться нормально. А как поешь, возвращайся, я думаю, мои люди вернуться с минуты на минуту, и я смогу уделить время тебе.

Киваю в знак благодарности, язык присох к горлу, сказать ничего не могу, особенно когда он вот так на меня смотрит. Сердце стучит где-то не то в ушах, не то в пятках, но точно не там, где ему положено стучать. Иду по узеньким улочкам, уступая место на дороге бегающим стайкам детей. По дороге захожу в лазарет. Возле большого шатра уже нет того смрадного запаха, что был вчера. У входа сидит женщина. Интересуюсь у нее состоянием раненных.

— А вы что же не знаете? Сегодня ночью случилось чудо. Все были излечены. Даже те, кому Создатель, не мог помочь, она спасла их всех. Сегодня утром все отправились на свои обычные посты, вернулись к своим семьям, вы бы видели, как рыдали их жены, как радовались их дети. Это чудо. Но вот только никто не знает, кто это был. Она пришла с командором, на голове ее был капюшон, но это была женщина, сестра-сиделка уверена в этом. Наверное, она магичка из башни Огня, это ведь ближайшая башня к нам, но никакой магии сестра Изольда не увидела, совсем ничего. Раны просто затянулись, и солдаты просто спали. Магичке стало плохо, видимо ей это тоже непросто далось, и командор увел ее. Вот такие чудеса творит Создатель, во имя детей своих.

Я слушаю и киваю головой. Все так и было, я была в капюшоне, увидеть мою силу непосвященные не могут, так что проще всего объясняет происходящее странствующий могущественный маг. Все правильно, главное, что у всех все хорошо. Благодарю словоохотливую собеседницу за исчерпывающую информацию и направляюсь к таверне. Солнечный свет пробивается в полумрак помещения через небольшие окна, но лишь сгущает тьму внутри. Я сажусь за первый попавшийся столик. В таверне пусто, еще слишком рано для большинства посетителей, утренняя прохлада еще не развеяна слабым огнем камина, поэтому снимать капюшон я не собираюсь. Приходится некоторое время ожидать, пока ко мне подойдет молодая девушка, дочка хозяина, как я уже знаю. Даже в полумраке таверны я вижу следы недавних рыданий на ее лице.

— Что угодно?

— У вас случилось что-то? — участливо интересуюсь я.

— Ой, не обращаете внимания. Это от радости. Мой дядюшка был ранен в последнем дозоре, целители сказали, что помочь ему уже не могут, мы уже вечером сходили с ним проститься, мы сами видели эту ужасную рану у него на плече. Матушка рыдала всю ночь, и мы вместе с ней, а утром, с час назад, дядюшка, в таверну пришел, сам, здоровехонек. Матушка, как его живого увидала, так и упала. Папаня на радостях лучшего вина достал. Сидим не можем поверить. А рассказывает дядюшка, что ночью к нему приходила посланница самого Создателя, что он чувствовал тепло ее лечебных прикосновений, снимающих боль. Сам поверить не может, но говорит, утром просыпается, а на плече только шрам и нет больше ничего. Вот такое у нас счастье. У нас свежей еды еще нет, только вчерашняя, так что вы уж простите, но зато батюшка сказал, первые пять посетителей сегодня бесплатно. Так что радуйтесь вместе с нами, счастье-то какое. Дядюшка говорит, сам командор эту спасительницу привел в лазарет. Нужно будет вечером у него узнать, кто она, отблагодарить, хотя батюшка нас с сестрой к нему не подпускает. А вы видели нашего командора? Какой красавец-мужчина! Такой… ой, услышит меня батюшка, на неделю запрет, но вы же женщина, не выдадите меня, правда?

Я пытаюсь сдержать улыбку. Похоже Кален так действует на всех женщин, от обычной девчонки- крестьянки, до самой Кары. Умопомрачительно. Кажется и я попала под его чары, это все объяснило бы… Но вот только мне совсем не это надо, то есть мне это совсем не надо… мне сейчас о спасении мира думать надо… Девушка не уходит, и я уверяю ее что сохраню ее тайну.

— Моя знакомая живет недалеко от заведения старухи Марго. С девочками тамошними общается, они все просто в восторге от командора. Вот бы, хоть разочек…

Я не понимаю кто такая Марго, где ее дом и что у нее за девочки, хотя догадки кое-какие есть… но что-то мне как-то нехорошо от таких догадок… От таких догадок во мне вспыхивает стыд, по-моему даже корни моих волос краснеют, вот уж не хочу я знать таких подробностей… Лучше бы ты не болтала, дорогая, а поесть мне принесла, а то я сейчас от голода и злости тебя съем. Из дальней комнаты выходит хозяин.

— Ой, что-то я тут вас заговорила, вы, наверное, кушать хотите? Я мигом все принесу, — засуетилась девушка, увидев отца, и заговорщицки приложила палец к своим пухлым губам.

Ко мне подходит Жан, кажется так его вчера называли между делом Кара и Энель.

— О, госпожа! Вы вчера проводили вечер в кругу госпожи Кары и госпожи Энель, быть может вы знаете кто сотворил это чудо, о котором с утра говорит весь Лоринг? Кто вернул наших воинов, кто вылечил их? Господин маг, сегодня еще не заходил, и командора еще не было, а я так хочу первым отблагодарить этого добрейшего человека. Эту могущественную чародейку! Может быть вам известно ее имя?

— Известно, — я даже не собираюсь отпираться. — Ее зовут Мирриэль.

— Так это о ней говорят, что она разломы закрывает? Так? А еще говорят она эльфийка… — Жан замирает, пытаясь заглянуть мне под капюшон.

Я не даю ему этого сделать и еще ниже опускаю голову. Вот еще его успокаивай потом. Нет уж, я тут поесть хочу. В это время в зал входит, чуть покачиваясь, тот самый молодой воин, страшную рваную рану которого я ночью залечила.

— Жан, брат мой! Поставь гостье выпивку за мое чудесное исцеление, — говорит он звонким, немного хмельным голосом и замирает на полуслове, всматриваясь в полумрак помещения.

Начинается, вот хотела же этого избежать, ну что мне делать? Не могу же я сбежать так и не поев… Солдат быстрым шагом приближается к столику за которым я сижу. Встав на одно колено, он прикладывает правую руку к груди, в жесте почтения.

— Госпожа, моя. Почему моя спасительница прячет свое дивное лицо под капюшоном? Вы опасаетесь кого-то в этом проклятом демонами месте? Мое имя Антоний, госпожа, моя жизнь, принадлежит вам, ибо без вас ее бы не было. Я не знаю вашего имени, но готов служить вам.