Александра Лисина - Ходок

От размышлений Стрегона отвлек странный шум, раздавшийся со стороны небольшого строения, оказавшегося низенькой, буквально врытой в землю кузней. Стояла она последней, почти теряясь на фоне казарм и высокого забора. Но при этом стены у нее были толстые, каменные. Пристроенная сбоку стойка с добротным навесом увешана помятыми доспехами и завалена сломанными железками. Возле нее возвышалась массивная поленница. Наружная дверь оказалась маленькой и низкой, деревянной, с трудом открывающейся по причине того, что при каждом движении царапала нижним краем твердую землю. Над крышей вился сизый дымок, говорящий о том, что кузнец, как всегда, очень занят. Слышался стук молотков, тихое шипение раскаленного металла… Вернее, они слышались оттуда до недавнего времени. Потом на какое-то время звуки прекратились, а еще через пару минут изнутри донесся вопль:

— Ах ты, зараза! Ты что делаешь?

Побратимы изумленно обернулись на шум.

— Как посмел?

Следом недоуменно обернулись и купец с собеседником, и остальные, кто был во дворе. Удивленно приподняли морды кони. Люди непонимающе переглянулись, не сразу сообразив, что же могло разозлить местного кузнеца. Но потом со стороны кузни раздался отвратительный скрежет, будто кто-то надвое рвал толстый железный лист, что-то упало, задребезжав и с грохотом покатившись. Наконец, из трубы вырвалось облако густого черного дыма, а все тот же бас в совершеннейшем бешенстве взревел:

— Ах ты, мерзавец! Я тебе покажу, как таскать мои слитки!

Бух!

— Я тебе дам «не дозрели»! Я тебя отучу воровать заготовки и говорить, что можно было получше!

Ба-бах!

У Стрегона нехорошо заныло под ложечкой. Он отлично знал, кто умеет так неистово орать, столь трепетно относится к своей работе, ненавидит, когда его отвлекают от наковальни, и приходит в неконтролируемую ярость, если какой-нибудь дурак посмеет вякнуть, что он что-то неправильно или недостаточно хорошо сделал. Ведь характер гномов совершенно не изменился со временем. Даже за последние пять веков, когда они стали селиться рядом с людьми.

Лакр, прямо-таки нутром чуя грядущие проблемы, торопливо огляделся. Быстро обвел глазами рейдеров, начавших стягиваться к гремящей и ходящей ходуном кузне, невозмутимого грамарца, звучно объедающего какой-то куст у забора, и особенно пустое седло. А потом издал странный звук. Боже… только одно существо во всем мире способно так кого-то довести!

— А ну, стой! Стой, кому сказал! Не тро-о-ожь!

В ответ донесся испуганный писк, еще раз грохнула опрокинутая стойка с железками. Следом взревел оскорбленный до глубины души гном, а затем дверь кузни с визгом распахнулась, едва не развалившись на отдельные доски, и оттуда с вытаращенными глазами вылетела хрупкая фигурка, за которой с молотом наперевес несся седой как лунь, с ног до головы покрытый пятнами сажи и пышущий жаждой мести кузнец.

— Стоять! — рыкнул взбешенный гном, когда Белка с поразительной скоростью ринулась прочь. — Стой, гаденыш!

— Мама…

— Мерзавец! — опасно замахнулся бородач. — Только попадись мне в руки!

— Ой! Что ж за день такой… Ни за что ни про что ребенка обижают…

— Убью!

— Ай, спасите-помогите!..

И тут народ словно очнулся: охнув при мысли о том, что останется от дурного мальчишки, если седобородый гном заденет его хотя бы пальцем, наперерез кузнецу, ничуть не убоявшись чудовищного молота, кинулись сразу десяток рейдеров. Выругавшись, туда рванули и те, кто занимался с караваном, и их начальник, и незнакомый воин, с которым только что беседовал Стрегон. Заслонили собой пацана, навалились на гнома со всех сторон, во весь голос что-то крича в ухо ревущему от ярости бородачу, окружили его, как собаки — матерого медведя. И повисли на гноме, стараясь дать время перепуганному мальцу убежать.

Белка, домчавшись до братьев, проворно заскочила за спину помрачневшего Стрегона и клещом вцепилась в его рукав.

— Мама дорогая… Что ж за народ эти гномы?! Даже слова нельзя сказать…

— Ты что сделал?! — моментально вызверился Терг, с тревогой следя за тем, как рычит и беснуется удерживаемый рейдерами гном.

— Ничего. Только на заготовочки поглядел, потрогал…

— Что?! — неверяще ахнул Лакр. — Ты б его еще дураком обозвал!

— Я и обозвал, — Белка громко шмыгнула носом, — когда увидел, чем он занимается. А чего он дерется-то? Чего сразу орать и руки ко мне тянуть, как будто любимого родича встретил? Подумаешь, сказал, что он почти перекалил клинок! Разве это повод, чтобы кидаться в меня теми слитками?!

Наемники дружно застонали.

— Белик…

— Да! — Белка воинственно вскинула голову. — Кто ж виноват, что там упал тот доспех? Или стойка с мечами, когда я за нее зацепился? И потом — тот кусок ржавого железа он первый кинул! И вообще, я только уворачивался!

Она отдышалась, отлично понимая, что на глазах у всей заставы с ней ничего не сделают, и торжествующе улыбнулась. Ага. Скорее с гномом сцепятся, но в обиду не дадут. Потом, правда, сами удавят, но все равно приятно, что удалось их так славно напугать.

Все еще цепляясь за куртку Стрегона, она с любопытством выглянула из-за его плеча и выжидательно уставилась на куча-мала, среди которой упрямо барахтался седой гном. У него осторожно отобрали страшноватый молот, от которого все еще шел жар. Даже за пивом кого-то послали, чтобы помочь старику (а гном действительно был немолод) успокоиться.

— Ну вот, — когда угроза миновала, Белка снова бесстрашно шагнула вперед. — На что было злиться-то? Я ж только правду сказал!

Стрегон рывком дернул ее назад:

— Ты! Живо отсюда!

— Чего? — изумленно обернулась Белка. — Я не понял: ты что творишь? Это ты мне сказал?!

— Чтоб носа больше не высовывал!

— Ах ты, гад! — Она возмущенно вырвалась, торопливо отпрыгнув. — Вот вернемся, я все бате расскажу! Тебя для чего наняли? Кто деньжищи такие платил?! Вот и помалкивай!

Стрегон глухо выругался и шагнул следом. Все. Хватит, шутки кончились! Не время сейчас легенду поддерживать!

— Белик, вернись!

— Да? Чтоб ты меня потом выдрал? — завопила она, отбегая как можно дальше. — Я это запомню! И тот раз, когда ты меня не послушался! И когда гаденышем обзывал! И когда вожжами грозился… Все бате расскажу! Он тебе потом таких тумаков отвесит, что вас больше никто и нигде вообще не наймет!

— Белик!

От второй, отчаянно громкой, стремительно набирающей оборот ссоры во дворе снова стало беспокойно. Даже люди, удерживающие гнома, изумленно обернулись, не в силах поверить, что чудом избежавший смерти сопляк не только не понимает своего везения, но и снова нарывается. Да еще препирается с собственной охраной, полагая, что богатый батюшка его потом за это по головке погладит! Вон как белоголовый взъярился! Понимает, что поделать со стервецом ничего нельзя. Может, и желал бы, чтобы гном его все-таки поймал, да работа не позволяет — должен защищать мелкого поганца, что бы ни случилось.