Александра Лисина - Ходок

И эта флейта… Стрегон никогда прежде не слышал, чтобы на ней кто-то так играл. Даже проведя немало времени среди перворожденных, не раз слушая, как играют наученные этому трудному искусству человеческие барды, внимая игре эльфов, смертных, полукровок, он и подумать не мог, что одной мелодией можно выразить так потрясающе много. Свою боль. Сомнения. Печаль… Белик умел открывать в музыке свое сердце и умел тронуть чужую душу так, как это ни у кого и никогда не получалось. Не зря даже взбудораженный Курш благоговейно притих, когда над водой полилась мелодия эльфийской флейты. Не зря бросил вожделенное мясо и с немым обожанием следил за тонкими пальчиками хозяина.

Стрегон и сам долго не мог прийти в себя. А неловко пошевелился только тогда, когда последние ноты уже отзвучали, а встряхнувшийся Белик решительно встал.

Конечно, нельзя лишать человека права на тайну. Нельзя заставить его признаться в том, во что он не желает посвящать чужаков. И нельзя насильно вызвать чье-то доверие.

Стрегон уже успел убедиться: Белик, если не хочет чего-то делать, никогда не станет, как бы на него ни давили. Но в то же время если решил, то уже не отступится. И не важно, чем это будет грозить ему самому. Не важно, каких трудных решений это потребует. Ясно одно: он никогда не бросает слов на ветер и не обещает того, чего не сможет выполнить. Умело прячет свою настоящую суть под маской дурашливого сорванца, искусно играет на чужих чувствах, охотно изучает других, испытывая при этом какое-то необъяснимое удовольствие. Но сам настойчиво держится в стороне. Не доверяет, не ищет дружбы, не стремится оказаться ближе, чем может себе позволить. И это, как ни странно, вызывает смутное желание все изменить. Как молчаливый вызов. Как брошенная на землю перчатка. Аромат древней тайны, который дразнит чуткие ноздри и вынуждает стремиться вперед. Заставляет не обращать внимания на едкие речи, прощать дерзости, закрывать глаза на подколки и вызывает невероятно острое, ничем не объяснимое желание понять, почему так происходит.

Стрегон задумался настолько глубоко, что на какое-то время выпал из реального мира. И даже когда из-за дальних деревьев выступили три молчаливые фигуры, закутанные в длинные плащи, он не сразу сообразил, что наконец-то дождался тех, ради кого отправился в столь долгое путешествие. А пришел в себя лишь тогда, когда вернувшийся Белик с извечным недовольством в голосе бросил:

— Слава тебе господи… Явились! Стрегон, вон те три зеленых стручка и есть типы, которых ты искал?

Во внезапно наступившей тишине наемник упруго поднялся, прислушался к громко заколотившемуся сердцу, попытался рассмотреть лица под низко надвинутыми капюшонами, а потом, буквально на секунду опередив побратимов, с нескрываемым почтением наклонил голову:

— День добрый, сэилле. [24] Сэилле — уважительное обращение к эльфу. В отличие от обращения «ллер», которым приветствуют титулованных особ и магов, имеет нейтральный оттенок.

Наниматель, выйдя из тени, коротко кивнул.

— Здравствуй, Стрегон, — властно бросил он. — Далеко же вы забрались.

— Прошу прощения. Нам показалось неразумным держаться на виду.

— Вижу. Понимаю. Одобряю твой выбор.

— Та-а-ак, — неожиданно нахмурилась Белка, заслышав мелодичный голос незнакомца. — Мне показалось или тут действительно запахло эльфятиной? Да не простой, а редкостной?!

Курш недовольно заворчал. А Стрегон внутренне похолодел: боги, да что же вытворяет этот мальчишка? Перворожденные всегда слыли непревзойденными бойцами и крайне опасными существами. Никогда не спускали неуважения или пренебрежения к своим персонам. А Белик за мгновение успел их смертельно оскорбить! При этом нанявший их эльф был действительно очень опасен.

— Что это за дерьмо?! — громко возмутилась Белка, словно не заметив, как побледнели лица ее спутников. — Стрегон, ты почему не сказал, что с вами будут ушастые?

Лакр с тихим стоном закрыл глаза. Ну все. Худшего нельзя было и придумать. Терг обреченно сжал кулаки, а остальные только сглотнули, когда тяжелые взгляды эльфов уперлись в раздраженно сплюнувшую Белку.

— Зар-р-раза! Не ожидал я от вас, никак не ожидал. Ну, сволочи… И ты, рыжий, даже не намекнул… Э-эх, надо было вас сразу к стенке ставить и трясти, как хмера — оленя… Курш, идем-ка отсюда! Для чего нам нужны эти хмыри? Я не нанимался вести никаких ушастых. С меня и шестерых недотеп довольно. Если б люди, я б еще стерпел, но это… С детства не переношу ушастых! Счастливо, господа, было очень неприятно с вами познакомиться!

Перворожденные издали какой-то странный звук, когда она, схватив свой мешок, взлетела на спину грозно оскалившегося грамарца и решительно направила коня к лесу. Стрегон даже подумал: не сдержатся эльфы, швырнут в спину чем-нибудь острым, и поминай как звали. Да и виданное ли дело — оскорблять эльфов? В лицо, при всем честном народе! Да еще так страшно, как это умудрился сделать неугомонный пацан!

Стрегон даже приготовился перехватить чужой клинок, прыгнуть, закрыть мальца собой, начать что-то объяснять, чтобы перворожденные успели успокоиться, но наниматель неожиданно тихо вздохнул:

— Подожди, Бел…

— Что такое? — изумилась Белка, стремительно обернувшись.

— Не уходи. Пожалуйста. Нам надо поговорить.

Курш споткнулся на ровном месте и растерянно замер. Эльфы тревожно застыли, со странным выражением уставившись на напрягшуюся Белку. А братья, уже приготовившиеся к бойне, ошарашенно разинули рты.

— Так! Я не понял, откуда… Эй! А чего это мне знаком твой голосок?! — вдруг насторожилась она. — А чего это вы все морды прячете? Непорядок… Ну-ка, ушастики, дружно подняли ручки и сняли капюшоны! И живо, пока у меня есть желание выяснять ваши личности!

Под оторопелыми взглядами наемников эльфы без возражений открыли свои лица — поразительно красивые, отмеченные знаками несомненной власти и печатью внутренней силы. Наниматель и двое его сопровождающих были черноволосыми, как все обитатели Темного леса. С уверенными движениями воинов, прекрасно знающих, с какого конца браться за меч. С раскосыми зелеными глазами, в которых отсутствовал даже намек на раздражение. С решительными волевыми лицами. Каждый был вооружен удивительной ковки парными мечами.

Тот, что слева, оказался совсем молодым: лет двести, не больше, что для перворожденного — самая пора взросления. Но в его глазах уже сейчас тлели красноватые огоньки, выдающие потомственного мага. А правильные черты лица с безупречно выточенными скулами, идеально ровным обводом губ и гладкой алебастровой кожей носили слишком уж явные следы сходства с Изиаром, чтобы знающий человек мог хоть на мгновение усомниться в их близком родстве.