Э Смит - Черный страж

И когда голос раздался, он скорее почувствовал, чем услышал его, и это был голос Самсона.

— У тебя есть вопросы? — Голос звучал ясно и четко, словно старик стряхнул с себя безумие, одолевавшее его на землях людей.

— Я хотел бы узнать, зачем веду своих братьев по оружию на войну, — мысленно произнес Алдженон.

Он чувствовал, как шевелятся его губы, но не был уверен в том, что на самом деле говорит.

— Был нарушен закон, и ты восстановишь равновесие, — сказал Самсон, голос Рованоко. — Никто не думал, что такое возможно, но это произошло.

Вождь ощутил страх и еще какое-то чувство, граничившее с раздражением. Это были необычные для него эмоции, и он сомневался в том, что Самсон когда-либо испытывал нечто подобное.

— Тогда мне хотелось бы узнать, что произошло на землях людей такого, что вызвало подобное возмущение среди Гигантов. Я знаю только, что служанка Джаа склонила на свою сторону слуг Одного, хотя и не понимаю зачем… зачем Сестры сделали это и почему это заботит моего бога. — Теперь Алдженон ощущал гордость, смешанную с любопытством.

Неожиданно для себя самого он сказал нечто умное и произвел впечатление на Рованоко.

В голосе Самсона прозвучала шутливая нотка:

— Твои слова остры как лезвие топора, воплощение, и проникают до самого сердца.

Сквозь голос, звучавший в голове Алдженона, пробивался какой-то другой голос, словно не все звуки исходили из уст Самсона:

— Земное воплощение Одного получило приказ остановить это вмешательство, точно так же, как ты получил приказ остановить слуг других богов, пытающихся влиять на мой народ. Это важнейший закон: Долгую Войну следует вести честно. Если ведьмы Джаа принуждают к чему-либо священников Одного, это плохо для воплощения… и означает, что последователи Джаа отвергают его волю.

Алдженон подумал над этим несколько мгновений. Ни разу за всю его жизнь не случалось такого, чтобы Семь Сестер приобретали влияние над священниками или же наоборот, и он не мог вспомнить рассказов о таких случаях. Ранены, каресианцы и люди ро множество раз воевали друг с другом; рыцари ро однажды подчинили себе раненов, и еще, очень давно, каресианцы едва не завоевали королевство ро, но это всегда происходило в честном бою.

В ледяных чертогах боги читали его мысли, и он снова почувствовал гордость. Алдженон ощутил себя еще более ничтожным, когда сокрушительное ощущение того, что бог одобряет его мысли, обрушилось на него. Каждый жрец ордена Молота всю жизнь пытался достичь этого ощущения, но Алдженон находил его неприятным, трудным для понимания.

Он негромко произнес про себя следующую фразу:

— Это невозможно, и все-таки это происходит… значит, тот, кому приказали остановить вмешательство, не способен… — Он смолк, подбирая слова. — Или ему мешают выполнять волю божества.

Самсон рассмеялся, и Алдженон едва не вскрикнул, настолько трудно было его сознанию постичь смех его бога.

Алдженон почувствовал, что Самсон стоит над ним, пытаясь защитить его сознание. Он попытался задать два последних вопроса. Мысли его путались, он едва бормотал слова, но все же ему удалось спросить:

— Что произошло с земным воплощением Одного? И как могут Сестры пойти против Джаа?

Погружаясь в глубокий сон, не видя и не слыша ничего вокруг, Алдженон подумал о своем брате, надеясь на то, что мир еще не настолько изменился, чтобы честь потеряла свое значение. Магнус отдал бы жизнь за Рованоко, как и любой истинный ранен, но их судьбой манипулировали другие, и Алдженон боялся, что люди ро теперь запутались в сетях Семи Сестер и что события в Ро Канарне — это только начало.

Уильям провел в Канарне пять дней. Он двигался в авангарде наступавшей армии рыцарей и одним из первых проник во внутреннюю сторожевую башню. С того момента, как он вступил в город, ему пришлось видеть много смертей и убить немало людей. Он участвовал во многих кампаниях и видел Красных рыцарей как с лучшей, так и с худшей стороны. Стоя на тяжелом деревянном подъемном мосту, ведущем во внутреннюю башню, Уильям из Вереллиана думал, что день разграбления Ро Канарна был одним из самых черных дней за всю его жизнь.

Красные рыцари посвящали свою жизнь Одному Богу и служили ему как воины. Они представляли собой ту сторону сущности, которая воплощала войну, и король призывал их в тех случаях, когда требовалось военное решение вопроса. Уильям происходил из благородного дома Тириса и присоединился к ордену в возрасте двенадцати лет. Его семья служила Одному в течение многих поколений, хотя Уильям первый из своего рода имел на доспехах красный герб.

Ему было около сорока лет, и его лицо закаленного в боях воина покрывали шрамы. Он брил голову и не носил бороды, что отличало его от остальных Красных рыцарей.

Когда он смотрел с моста на городскую площадь, видневшуюся внизу, его охватывало чувство стыда, которое посещало его весьма редко. Он видел на булыжных мостовых погребальные костры, в которых корчились сотни обожженных, раздутых тел. Наемники сэра Певайна вели себя безобразно, насиловали, грабили. Город был погружен в темноту, и жизнь замерла на всех улицах, кроме центральной площади.

Уильям считал себя настоящим воином, он вступил в ряды Красных рыцарей по собственной воле, в отличие от людей, возившихся внизу, — простых рабов. Он считал их поведение позорным, считал, что красные гербы, которые они носили, обязывают ко многому.

Лейтенант Фэллон, стоявший поблизости, положил руку на рукоять длинного меча и гневно смотрел на наемников, сновавших внизу.

— Фэллон! — резко окликнул его Уильям.

Рыцарь отдал капитану честь:

— Да, милорд?

— Держите себя в руках, — велел Уильям, указывая на меч. Затем он повысил голос, обращаясь к человеку, стоявшему слева от него: — Сержант Каллис, проследите, чтобы эта мразь больше не трогала женщин. И чтобы не смели оскорблять пленных.

Каллис кивнул и повернулся, чтобы отдать приказания воинам:

— Итак, ребята, капитан хочет, чтобы мы научили этих наемников правилам хорошего тона. Давайте, ноги в руки, сейчас пустим кое-кому кровь, — произнес он бесстрастно, отработанным командным тоном опытного воина.

Пятеро рыцарей вытащили мечи из ножен и направились по подъемному мосту вниз, на площадь. Когда они добрались до места, сержант Каллис начал выкрикивать приказания, обращаясь к наемникам. Уильям с угрюмым выражением лица смотрел на их черные силуэты, вырисовывавшиеся на фоне пламени.

Фэллон одобрительно кивнул капитану и выпустил рукоять меча. Он был хорошим солдатом, служил адъютантом Уильяма шесть лет, но, если бы Уильям отправил Фэллона на площадь, тот бы, скорее всего, просто переубивал бы всех наемников, а Каллис будет четко выполнять приказ и остановит самые возмутительные зверства.