Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть четвертая [litres]

– Заберите, – в голосе Бруно звучало умеренное раздражение. Как при виде пятна на любимой салфетке. – И приступайте.

– Фельсенбург, ты при всех своих…

Вюнше не сплоховал, метнулся огромный кулак, и обмякшее тело повисло на своих веревках, затем его перехватили и поволокли к виселице. Одного мерзавец уже добился, смерти он не заметит.

– У меня не кесарская опера, где преступнику напоследок положена длинная ария, – Бруно подозвал ординарца. – Глинтвейн остыл, заменить. Всем.

На месте отца Луциана Руппи бы заметил, что прозвучавшее является не арией, но дуэтом, на своем – поправил шейный платок и поискал глазами папашу Симона. Тот трудился вовсю: бывший адъютант уже болтался в петле, а следующий мерзавец как раз прощался со скамьей… Оставалось надеяться, что пока мастер вешает оставшийся десяток, Моргнер с Вюнше управятся с одним, и прощай, запакощенный форт, здравствуйте – сперва Морок и ветер, а потом – фрошерская касера. Руперт фок Фельсенбург напьется если не с Алвой, то с Арно…

– Вы изобретательны, фельдмаршал. – Отец Луциан по-прежнему спокоен. – Если не ошибаюсь, варитские традиции предполагают холодную воду и голое тело. Орден Чистоты в свое время использовал кипяток, дабы отмыть напоследок грешные души, но потом пришли мориски. Мтсарах Справедливец ваше решение бы одобрил, ведь зимой в Гельбе ызаргов не найти.

– Это решение одобрили бы Шрёклих с Неффе.

– В этом у меня уверенности нет, скорее они бы согласились с мастером Киппе.

– Господин командующий, горячий глинтвейн.

– Раздайте и распорядитесь накрывать. Через четверть часа мы будем.

Генералы торопливо разбирают кружки, а умудренная обозная лошадь медленно отступает, поднимая окутанную паром бочку, над которой торчит человеческая голова. Бруно изобретателен, Бруно очень изобретателен… Одеть предателя в шубу, сунуть по горло в горячую воду, поднять над землей и уйти обедать. Крики и проклятия услышат разве что повешенные подручные, а вода в замотанной сукном бочке будет остывать долго. Сперва остывать, затем потихоньку становиться льдом. « У тебя будет время осознать свою глупость, и ты будешь думать именно о ней» . Будет, куда денется, и это похуже вгрызшегося в тело ызарга, ведь боль убивает мысли.

– Господин командующий, все преступники успешно повешены…

– Господин фельдмаршал, столы накрыты…

– Очень хорошо. Эсператия учит, что предсмертные размышления порой спасают душу, не так ли, ваше преосвященство?

– Размышления в подобном положении не спасут ничью душу, впрочем, души спасают себя сами. А если они достаточно сильны, ещё и других. Не так ли, Руперт?

– Не знаю… Наверное.

Бруно готовится обедать, генералы уже встали, одни торопливо допивают, другие оставили кружки на скамье, только Рейфер вернул свою ординарцу. Валит пар над висящей бочкой, покачиваются повешенные, каменеет караул.

– Фельсенбург, – подает голос Бруно, – письмо при вас. Езжайте немедленно и помните, ответ должен быть сегодня.

– Да, господин фельдмаршал.

Вот и хорошо, вот и славно, только… А что только?

Твари должны подыхать, желательно мучительно, чтоб другим было неповадно. Только тем, кто здесь, и так неповадно, а ведь молчат, смотрят, то есть пытаются не смотреть. Не мимозы, но все же… Торопливость, молчание, отведенные глаза – мерзко это всё! Мерзко и унизительно.

– Фельсенбург, вы хотите что-то сказать?

– Да, господин фельдмаршал.

Выхватить пистолет, почти не глядя выстрелить в виднеющийся сквозь клубы пара смутный шар.

– Что именно вы желаете сказать? – Пороховой дымок рассеивается быстро. Вирстен молчит, бочка качается, скрипят тросы. Попал или нет? Попал! Морок против обозной клячи, что попал!

– Господин фельдмаршал, я уже сказал. Пусть свершится… чья-нибудь воля.

– Фок Вирстен умер после своих сообщников и без отпущения. Большего земное правосудие дать не может. – Отец Луциан как-то оказывается между наследником Фельсенбургов и принцем Зильбершванфлоссе. – Сын мой, тебе отпускаются все грехи вольные и невольные, свершенные до сего дня. Как и твоему слуге. Во имя Адриана и именем его.

1 год К.В. 2-й день Зимних Скал

В сумерках Герард скис, очередной раз подтвердив свою утреннюю сущность. На лошади рэй Кальперадо еще держался, но вид у него был такой, что в любой другой день и в любом другом обществе Валме бы скомандовал привал. Валме, но не девица Арамона.

– Герард доедет, – заверила она, совершенно верно истолковав взгляды Марселя. – Одному зимой в поле ночевать нельзя, а если мы все остановимся, он, когда выспится, начнет переживать. Герард вечно переживает, когда из-за него у других сложности, но лучше так, чем сперва всех подвести, а потом злиться и удивляться, когда люди обидятся.

– Вне всякого сомнения, – согласился Валме, уже некоторое время сожалевший, что родителем белокурой умницы был не Фома. – Ваш брат рано встает, возможно, особенности его характера проистекают из этого.

– Герард – ужасный соня, – повергла виконта в оторопь Селина, – в Кошоне к завтраку его будила я, и получалось это не сразу. Потом Герард захотел в армию, и папенька для него украл книгу, которую сочинил какой-то старинный генерал. Там на первой странице было сказано, что хорошим военным может стать только тот, кто очень рано встает и всегда сохраняет бравый вид. Мне кажется, это не совсем так, но Герард верит тому, что пишут генералы и академики.

– А как же он тогда встает? – живо заинтересовался Валме. – Есть какой-то секрет?

– Его будят, – объяснила Селина. – Дома я, а в других местах кто получится. В армии с этим просто, потому что всегда есть часовые.

– А в Фельпе? Кто его будил в Фельпе?!

– Кухонные слуги. Они встают чистить печи очень рано. У вас что-то случилось?

– У меня слегка рухнул мир. В Дыру, но это не опасно, давайте вернемся к нашей беседе. Если это не секрет, почему вас так занимают коронованные особы?

– Я обещала папеньке одну вещь. Понимаете, папенька очень переживает, что бабушка теперь графиня, ему нужно утереть ей нос, а для этого нужен король или герцог. Только не Монсеньор, потому что папенька на него обижен, он даже не пошел к нему, когда его посылали, правда, тогда на меня напала девица фок Дахе. Мы с Маршалом – это мой кот – ее прогнали, и она попыталась увести сначала виконта Сэ, а потом своего отца. У неё бы вышло, если б не Монсеньор… Другой, граф Савиньяк, я вам об этом уже рассказывала. Как вы думаете, если граф Савиньяк напишет казару Баате, тот его послушает?

– Полагаю, что да. – Баата и не такие услуги оказывал! Конечно, в Кагете графов нет, только казароны, ну так это живые, а покойного Арамону запросто можно произвести, скажем, в казаронги и сказать, что это герцог на кагетский лад. – Казар очень любезный молодой человек, но просьбу Алвы он выполнит с особым удовольствием. Однако мы еще не прояснили…