Сергей Сидоренко - За Калиновым Мостом. За гранью сказки [SelfPub, 16+]

– Вот, сказал он. – Ознакомьтесь!

Сергей взял бумаги и даже не просматривая их, прямо на глазах у порядком офонаревшего от такого зрелища капитана, медленно разорвал их напополам, а потом ещё напополам и ещё, и ещё. Превратив таким образом протокол в кучку обрывков он швырнул эти обрывки прямо в лицо капитану Добрынину.

– Ты что же такое творишь? – спросил капитан Добрынин, когда к нему вернулся дар речи. Выглядел он так, словно в него угодил заряд конфети, вот только праздника что-то совсем не предвиделось.

– Что надо, то и творю! – ответил Сергей Соловьёв.

– Ты совсем охренел? – спросил Добрынин. – Думаешь, всё тебе позволено?

– А сам что? – спросил Сергей. – Только и можешь, что с помощью беззащитных себе статистику делать?

Добрынин хотел было выхватить из кобуры табельное оружие, но вспомнил, что оно преспокойно лежит в сейфе, куда он сам же его и положил. Сергей этот его жест заметил, и словно бы ненароком, распахнул куртку, продемонстрировав капитану две подмышечных кобуры.

– Шах и мат, – сказал Сергей.

– Ты что, совсем мозги потерял? – заорал Добрынин при виде оружия. – Ты знаешь, что я могу с тобой за ношение огнестрела сделать?

– У меня есть лицензия! – ответил Сергей. – И на ношение, и на хранение, и уж тем более на применение!

– Сволочь! – воскликнул в праведном, но совершенно бессильном гневе капитан Добрынин.

– До вас, беспредельщиков, разве не дошло ещё, что девяностые давным-давно уже закончились?

Капитан Добрынин всей душой презирал таких вот мажоров, которые думали, что в этом мире им абсолютно всё дозволено. Гады! Наворовали бешеных денег и думают, что всё можно купить!

– Как вас, уродов, только земля ещё носит! – проорал он. – Не всех вас видимо, гадов, в те времена перебили!

– Да вы, менты, с тех времен тоже не сильно изменились! – сказал ему Соловьев. – Тогда с настоящей преступностью справиться не могли, и сейчас только и можете, что бездомных сажать!

У Добрынина жутко руки чесались, но увы. Он смотрел на Соловьёва и с трудом давил в себе желание набить эту наглую и хамскую морду.

– Забирай своего дружка и проваливайте оба! – рявкнул он.

– Ну вот, – сказал Соловьев. – Совсем другое дело! Спасибо, товарищ капитан!

– Себе свое спасибо оставь! – прорычал капитан.

– Понял, не дурак! – ответил Соловьев и протянул капитану несколько зеленых купюр. Казалось, что ещё немного и капитан наплюет на все приличия и запустит в Соловьёва чем-нибудь потяжелее. Вместо этого он сделал то, что ещё недавно сделал сам Соловьёв – скомкал купюры и презрительно швырнул их ему в лицо.

– Бабки свои забери, – сказал он. – А ещё раз их мне предложишь, не посмотрю на честь офицера – зашибу!

Что-то в его тоне было такое, что Сергей сразу понял – лучше не перерекаться и вообще сваливать отсюда. Сергей Соловьев никогда, ничего и никого в этой жизни не боялся, не испугался он и теперь, но что-то ему подсказывало, что пора уходить. Они вместе вышли из кабинета, Добрынин взял ключи у дежурного и отпер дверь обезьянника, где в одиночестве томился Лёха.

– Лёха, пошли, всё кончилось! – сказал Сергей. Лёха поднял на них свое жутко избитое лицо, на котором, буквально места живого не было. Сергей посмотрел на капитана Добрынина так, что тот отвел глаза и предпочел разглядывать собственные ботинки.

– Вы свободны, гражданин, – подтверди он, по-прежнему не в силах поднять взгляда. Лёха прихрамывая вышел на волю. Да уж, оперативники на него сил не пожалели, как уже говорилось, один из его глаз являл собой одно сплошное месиво, зубов не хватало, двигался он скособочено – рёбрам тоже досталось.

– Лёха, может, тебя в больницу? – спросил Сергей, когда они вышли из отдела.

– Не надо! – ответил Лёха. – Отлежусь, не впервой. И он вдруг неожиданно заплакал, завыл, словно побитая собака.

– Гады! – сказал Лёха. – Нелюди! Уроды бездушные!

Сергей стоял рядом с ним, сжав руки в кулаки. До каких пор это продлится? Когда уже кончится эта человеческая жестокость по отношению друг к другу? Почему человек человеку – волк? Вот что, скажите на милость, сделал Лёха этим ментам? Ведь ничего! Совсем ничего! А они его вон как! Ну и кто они после всего этого? Фашисты, самые настоящие! Лёха вдруг перестал плакать, поднял взгляд в сторону отдела и голос его как-то неуловимо изменился, где-то в кровавом месиве, где находился изувеченный глаз, словно вспыхнул странный, зловещий свет и Лёха произнёс:

– Чтоб тебе это всё до гроба запомнилось, капитан! Чтоб тебе только висяки доставались! Чтоб ты на своём веку ни одного дела не раскрыл, а изо дня в день гнил на своей работе! Чтоб так всё тебе и вернулось, мент позорный!

Сергей стоял, не в силах вымолвить ни слова. Он не очень-то верил во все эти проклятья и всё подобное, но сейчас его от слов друга мороз по коже продрал. Если это было не проклятие на голову нерадивого капитана, то тогда Сергей не знал, как ещё это назвать! Казалось даже, что над отделом тучи сгустились после этих Лёхиных слов, полных боли и праведной ненависти. Сергей присмотрелся к другу – неужели поврежденный его глаз и впрямь светился? Но нет ничего подобного, обычное кровавое месиво, и всё!

– Лёха, ты чего? – спросил Сергей. – Успокойся, всё уже позади, всё кончилось. – Пошли, ну их всех к чёрту, этих ментов. Подвезти тебя?

– Не надо, – ответил Лёха. Из его голоса разом делась куда-то вся потусторонняя жуть. – Спасибо Серёга, я сам дойду.

– Ну хоть денег возьми! – сказал ему Сергей и, несмотря на его сопротивление отдал ему всё, что было в бумажнике.

– Спасибо, Серёга! – от души поблагодарил его Лёха. – Спасибо тебе огромное за всё, что ты для меня всегда делаешь!

– Да пустяки! – отмахнулся Сергей. – Для друзей разве жалко?

Они пожали друг другу руки и Лёха скрылся в сгущающимся вечернем сумраке, а Сергей так и остался стоять возле районного отдела, и в душе его, словно всепоглощающий огонь, разгоралась ненависть. Ненависть к людям в форме, которые носили гордое звание сотрудников полиции. Теперь можно было добавить лишь то, что всё это обошлось благополучно – Лёха оклемался от побоев, вот только глаз у него с тех пор так и остался, будто затянутый катарактой, впрочем, этого всё равно никто не видел, поскольку эту часть лица Лёха с тех самых пор стал закрывать своими длинными, давно не стриженными волосами. С того времени и стали все звать его Лёхой Одноглазым.

***

Капитан Добрынин потрясенно молчал, да и что ему тут было сказать? И ведь действительно, если вспомнить, именно с той злополучной осени карьера некогда бравого и перспективного капитана Добрынина и пошла на спад! Прямо из-под носа уплыло заветное повышение в звании, в результате нелепого и крайне невезучего стечения обстоятельств. Резко упал процент раскрываемости, навалилась вся это бумажная рутина. Вот оно, значит, в чём всё дело.